tezy referatów - Instytut Slawistyki PAN

Transkrypt

Instytut Slawistyki Polskiej Akademii Nauk
Instytut Filologii Polskiej UMCS w Lublinie
Komisja Etnolingwistyczna przy Międzynarodowym Komitecie Slawistów
Fundacja Slawistyczna
VI konferencja w ramach konwersatorium EUROJOS
na temat
Koncepty:
DOM, EUROPA, WOLNOŚĆ,
PRACA, HONOR
w aksjosferze Słowian i ich sąsiadów
Warszawa–Lublin, 21–23 listopada 2012
Konferencja do nansowana przez Ministerstwo Nauki
i Szkolnictwa Wyższego
........................................................................
T E Z Y R E F E R AT Ó W
........................................................................
Spis treści
Program konferencji . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
21 listopada 2012 (środa): Problemy metodologiczne EUROJOS i referaty plenarne
22 listopada 2012 (czwartek): DOM i EUROPA . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
23 listopada 2012 (piątek): WOLNOŚĆ, PRACA i HONOR . . . . . . . . . . . . .
3
3
4
6
Tezy referatów . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
9
Skład i łamanie w systemie XELATEX: Sebastian Wasiuta
2
Program konferencji
I. Problemy metodologiczne EUROJOS
21 listopada 2012 (środa)
Miejsce obrad: Warszawa, Pałac Staszica, Nowy Świat 72, Sala Okrągłego Stołu
godz. 10.00–12.00
(sesja połączona z zebraniem otwartym Rady Naukowej EUROJOS
i Sekcji Etnolingwistycznej Komitetu Językoznawstwa PAN)
Otwarcie: Dyrektor Instytutu Slawistyki PAN dr Anna Engelking, Wicedyrektor IFP UMCS prof. dr hab. Stanisława Niebrzegowska-Bartmińska, Prezes
Fundacji Slawistycznej dr Ewa Golachowska.
Wręczenie prof. Renacie Grzegorczykowej dedykowanego Jej 24. tomu „Etnolingwistyki”.
Przewodniczenie obradom: Anna Engelking, Aleksey Yudin
1. Maciej Abramowicz (OBTA, Warszawa), Iwona Bielińska-Gardziel (Instytut Slawistyki PAN, Warszawa): O stanie prac w ramach konwersatorium EUROJOS
2. Jerzy Bartmiński (UMCS Lublin; Instytut Slawistyki PAN, Warszawa):
Dlaczego w eksplikacji konceptów warto łączyć dane systemowe, ankietowe i tekstowe?
3. Wojciech Chlebda (Uniwersytet Opolski, Opole): O możliwościach de nicji syntetycznej w etnolingwistycznym opisie pojęć
4. Stanisława Niebrzegowska-Bartmińska (UMCS, Lublin): Projekt badawczy
(ETNO)EUROJOS a program etnolingwistyki kognitywnej
godz. 12.00–12.30: przerwa na kawę
godz. 12.30–14.10: obrady
3
Przewodniczenie obradom: Jadwiga Puzynina, Jerzy Bartmiński
5. Svetlana Tolstaja (RAN, Moskwa): Русская ЧЕСТЬ и польский HONOR
6. Irina Sedakova (RAN, Moskwa): Смена ценностных парадигм в России
зимой 2011–2012 гг.: О ‘честности’
7. Elena Berezovič (Uniwersytet Uralski, Rosja): К изучению семантических трансформаций ценностной лексики в русском языке (‘самолюбие’ или
‘любовь к себе’?)
8. Eric Metz (Amsterdam), Aleksey Yudin (Uniwersytet w Gandawie, Belgia), Anne Delizee (Mons), Natalya Kostyak (Hamburg): JOS a problemy przekładu – ros. ‘obščestvennost’ i jego tłumaczenia na języki niderlandzki, niemiecki,
angielski, ukraiński, polski i francuski
9. Hanna Popowska-Taborska (Warszawa), Nicole Dołowy-Rybińska (Instytut Slawistyki PAN, Warszawa): Językowy obraz świata a normalizowane współcześnie języki mniejszościowe (kaszubski i bretoński)
godz. 14.10–15.00: dyskusja
godz. 15.00: obiad
godz. 16.30: wyjazd do Lublina
II. Referaty poświęcone poszczególnym konceptom
22 listopada 2012 (czwartek)
Miejsce obrad: Lublin, Uniwersytet Marii Curie-Skłodowskiej, Pl. Marii Curie-Skłodowskiej 4a, sala obrad Rady Wydziału Humanistycznego, Nowa Humanistyka
Otwarcie: JM Rektor UMCS prof. dr hab. Stanisław Michałowski, Dziekan
Wydziału Humanistycznego UMCS prof. dr hab. Robert Litwiński, Dyrektor IFP
UMCS prof. dr hab. Barbara Czwórnóg-Jadczak.
BLOK 1 – DOM
Przewodniczenie obradom: Wojciech Chlebda, Irina Sedakova
10. Dorota Pazio-Wlazłowska (Instytut Slawistyki PAN, Warszawa), Olga
Rotmistrova (Państwowy Uniwersytet Politechniczny, Sankt-Petersburg): DOM
w aksjosferze współczesnych Rosjan
4
11. Galina Jaworska (Narodowy Instytut Studiów Strategicznych, Ukraina):
ДОМ в современном украинском языке: утопия и установки общества
потребления
12. Małgorzata Misiak (Uniwersytet Wrocławski, Wrocław): DOM w języku
i kulturze Łemków
13. Jadwiga Kozłowska-Doda (UMCS, Lublin): DOM w językowo-kulturowym obrazie świata Białorusinów
Przewodniczenie obradom: Swietlana Martinek, Dorota Pazio-Wlazłowska
14. Iwona Bielińska-Gardziel (Instytut Slawistyki PAN, Warszawa): Pro lowanie konceptu DOM we współczesnym polskim dyskursie publicznym
15. Joanna Popielska-Grzybowska (Akademia Humanistyczna, Pułtusk), Jo
B. Harper (Uniwersytet w Londynie, Wielka Brytania): e concept of HOME in
British English
16. Elżbieta Skibińska (Uniwersytet Wrocławski): DOM à la française: obraz
potoczny a obraz słownikowy
17. Maria Zadencka (Uniwersytet w Sztokholmie, Szwecja): Szwedzkie pojęcia DOMU: dynamika zasięgu pól semantycznych
18. Zuzanna Bułat-Silva (Uniwersytet Wrocławski, Wrocław): Portugalski
DOM – badanie korpusowe [komunikat]
19. Joanna Popielska-Grzybowska (Akademia Humanistyczna, Pułtusk),
Massimiliano Franci (Università di Firenze, Włochy): e concept of ‘pr’ (HOME/HOUSE) in Ancient Egyptian [komunikat]
godz. 14.15–15.15: obiad
BLOK 2 – EUROPA
Przewodniczenie obradom: Elena Berezovič, Elżbieta Skibińska
20. Olga Frolova (Moskiewski Uniwersytet Państwowy, Rosja): Что такое
‘европейскость’ в русской картине мира?
21. Galina M. Wasiliewa (Rosyjski Państwowy Uniwersytet Pedagogiczny), Olga Rotmistrova (Państwowy Uniwersytet Politechniczny, Sankt-Petersburg): Образ ЕВРОПЫ в современных представлениях носителей русской
лингвокультуры
5
22. Galina Jaworska (Narodowy Instytut Studiów Strategicznych, Ukraina):
ЕВРОПА в украинских текстах (особенности языковой репрезентации
концепта на фоне социокультурных изменений)
23. Irina Lappo (UMCS, Lublin): EUROPA w języku białoruskim
Przewodniczenie obradom: Stanisława Niebrzegowska-Bartmińska,
Elena Rudenko
24. Natalia Długosz (UAM, Poznań): O bułgarskim językowym obrazie ‘Europy’ i ‘Europejczyka’ w kontekście danych ankietowych [komunikat]
25. Volha Patapava (Białoruski Uniwersytet Państwowy, Mińsk): EVROPA
и evropanství в чешском языке
26. Wojciech Chlebda (Uniwersytet Opolski, Opole): „Nie dość europejski” –
czyli jaki? Wyrazy europejskie a wykładniki jakości cech
27. Przemysław Wilk (Uniwersytet Opolski, Opole), Jolanta Szymańska
(Uniwersytet Opolski, Opole): Obrazy EUROPY w brytyjskim dyskursie prasowym [komunikat]
28. Łukasz Grabowski (Uniwersytet Opolski, Opole): Obraz EUROPY
w Brytyjskim Korpusie Narodowym [komunikat]
godz. 18.50: koncert Orkiestry Św. Mikołaja
godz. 19.30: uroczysta kolacja
23 listopada 2012 (piątek)
Miejsce obrad: Lublin, Uniwersytet Marii Curie-Skłodowskiej, Pl. Marii Curie-Skłodowskiej 4a, sala obrad Rady Wydziału Humanistycznego, Nowa Humanistyka
BLOK 3 – WOLNOŚĆ
Przewodniczenie obradom: Maciej Abramowicz, Marija Stefanović
29. Elena Rudenko (Białoruski Uniwersytet Państwowy): Когнитивная
дефиниция концепта СВОБОДА (по данным белорусского языка)
6
30. Nina Gryshkova (UMCS, Lublin): Ewolucja konceptu ВОЛЯ (wola, wolność) w języku ukraińskim
31. Marcin Grygiel (Uniwersytet Rzeszowski): Asocjacyjny wymiar pojęcia
СЛОБОДА (wolność) w języku serbskim
Przewodniczenie obradom: Jolanta Knieja, Irina Lappo
32. Jerzy Bartmiński (UMCS, Lublin; Instytut Slawistyki PAN, Warszawa),
Stanisława Niebrzegowska-Bartmińska (UMCS, Lublin): De nicja kognitywna
WOLNOŚCI w języku polskim
33. Maciej Abramowicz (OBTA, Warszawa): LIBERTÉ – francuska wartość
powszechna
34. Jolanta Janoszczyk (UMCS, Lublin): Językowy obraz WOLNOŚCI (FREIHEIT) we współczesnym języku niemieckim
godz. 13.30–14.30: obiad
(w dwóch równoległych sekcjach: PRACA i HONOR)
BLOK 4 – PRACA
(sala obrad Rady Wydziału Humanistycznego, Nowa Humanistyka)
Przewodniczenie obradom: Dejan Ajdačić, Galina Jaworska
35. Tamara Milyutina (Uniwersytet Opolski): ТРУД как литературный
концепт в художественной картине мира повестей Валентина Распутина
[komunikat]
36. Swietlana Martinek (Lwowski Uniwersytet Narodowy, Ukraina):
Концептосфера ПРАЦЯ в украинском языке и культуре
37. Ałła Kożynova (Białoruski Uniwersytet Państwowy): Концепт ТРУД
в белорусскоязычной периодической печати [komunikat]
38. Marija Stefanović (Uniwersytet w Nowym Sadzie, Serbia): РАД
в современном сербском языке
39. Nataliya Zanegina (Uniwersytet Karola, Czechy): Реализация концепта
РАБОТА в соматизмах русского и чешского языка (на примере соматизма
«рука») [komunikat]
40. Małgorzata Brzozowska (UMCS, Lublin): Językowy obraz PRACY we
współczesnym języku polskim
7
41. Jolanta Knieja (UMCS, Lublin): Językowy obraz PRACY (ARBEIT) we
współczesnym języku niemieckim
42. Martyna Sońta (Uniwersytet Wrocławski): Obraz pracy i bezrobocia w języku mileuristas [komunikat]
BLOK 5 – HONOR/GODNOŚĆ
(sala nr 24, Nowa Humanistyka)
Przewodniczenie obradom: Wojciech Chlebda, Petar Sotirov
43. Aleksey Yudin (Uniwersytet w Gandawie, Belgia): Концепт ЧЕСТЬ
и родственные ему в современном русском языке и в его истории [komunikat]
44. Dejan Ajdačić (Narodowy Uniwersytet Kijowski, Ukraina): ČAST u srpskom jeziku
45. Iliana Genew-Puchalewa (Uniwersytet Śląski, Katowice): Pojęcie CZEŚĆ
we współczesnym języku bułgarskim
46. Urszula Majer-Baranowska (UMCS, Lublin): HONOR i CZEŚĆ w polszczyźnie
47. Monika Grzeszczak (KUL, Lublin): HONOR w języku polskim i niemieckim – zarys pojęcia bazowego
godz. 18.00: podsumowanie obrad
Przewodniczenie obradom: Jerzy Bartmiński, Svetlana Tolstaja
Sprawozdanie przewodniczących sekcji z przebiegu obrad. Postulaty i plany
na przyszłość. Perspektywy wydawnicze.
Tezy referatów
Dejan Ajdačić (Beograd)
Čast u srpskom jeziku
U radu će biti razmotrena značenja reči čast u srpskom jeziku u različitim
kontekstima usmene upotrebe (u zapisima folklora) i pisane upotrebe u tekstovima različitih žanrova. Analiza značenja reči čast, njoj bliskoznačnih reči i reči
suprotnog značenja, izraza u kojima se javlja biće sprovedena na građi postojećih
jednojezičkih, frazeoloških i etimoloških rečnika, na osnovu tekstova i odgovara
na anketno pitanje po obrascu koji je zajednički za sve jedinice u okviru EUROJOS projekta.
Reč čast sa jedne strane je označavala i označava – izuzetnu vrlina, moralnu vrednost, a sa druge – slavljanje kao davanje darova ili gošćenja što zahteva
dodatno objašnjenje prilika i običaja, te načina konceptualizacije časti u srpskom
jeziku. Budući da je označavala u istoriji srpskog jezika različite stvari, od značaja
će biti ispitati procese automatizacije i preznačavanja, kao i ukazati na moguće
pro lisanje reči čast.
Jerzy Bartmiński (Warszawa / Lublin)
Dlaczego w eksplikacji konceptów należy łączyć dane systemowe,
ankietowe i tekstowe?
W moim wystąpieniu będę argumentować na rzecz holistycznego opisu semantyki nazw wartości, tj. takiego, który opiera się na możliwie pełnej podstawie
materiałowej dostępnej badaczowi, a więc inaczej niż to bywa w studiach wycinkowych, odwołujących się do tylko wybranego typu źródeł, najczęściej tekstów jednego autora, jednego czasopisma, jednego gatunku mowy (najbardziej
wzięte są przysłowia i frazeologizmy). Jeśli przyjąć kognitywistyczne rozumienie
semantyki, tzn. postawienia na pierwszym planie sposobu rozumienia (i użycia) znaków językowych przez użytkowników języka, to podstawą rekonstrukcji podmiotowej w jednakowym stopniu mogą być dane systemowe (utrwalone
znaczenia słów, ich etymologia, derywaty słowotwórcze i semantyczne), jak użycia w tekstach (dostęp do licznych tekstów ułatwia dziś korpus języka polskiego
9
i korpusy narodowe), i dalej idąc – dane eksperymentalne, wywoływane za pomocą kwestionariuszy (ankiety). Skrótowo mówimy o bazie danych typu S-A-T
(system – ankieta – teksty). Stanowisko to nawiązuje do dyskusji toczonej m.in.
w ramach projektu EUROJOS, nie jest więc nowe, wymaga jednak ugruntowania
i precyzacji w obliczu podejmowanych badań porównawczych . Jest rzeczą naturalną, że wyniki oparte na jednym typie danych (np. słownikowych) nie muszą
się pokrywać z wynikami badań tekstowych czy ankietowych, jednak rozbieżności nie stanowią argumentu za pominięciem pewnego typu danych, przeciwnie, dowodzą konieczności korzystania z możliwie najszerszej bazy materiałowej,
wszelkich możliwych źródeł. Interpretacja różnic (zwłaszcza między de nicjami
słownikowym a wynikami badań ankietowych) może stanowić osobny problem
badawczy.
Oceniając wartość danych uzyskanych eksperymentalnie (metodą ankietową) w porównaniu z de nicjami słownikowymi możemy stwierdzić, że – po
pierwsze: potwierdzają one to, co odnotowano w skądinąd ubogich de nicjach
słownikowych; po drugie – wzbogacają je (mowa o de nicjach, a nie wszystkich
składnikach artykułu słownikowego) o nowe cechy i aspekty; po trzecie – pozwalają ustalić rangi dla poszczególnych cech, odróżnić cechy jądrowe (dominujące)
i peryferyjne; po czwarte – pozwalają pokazać otwarty charakter znaczenia – to,
że stopień utrwalenia cech przypisywanych przedmiotowi jest zróżnicowany (lista frekwencyjna nie ma wyraźnych progów, ma charakter łagodnie wygasający);
po piąte – pozwalają uchwycić kierunki ewaluacji i jej intensywność mierzoną
liczbą określeń jawnie oceniających w relacji do cech czysto opisowych (Bartmiński 2010).
Jerzy Bartmiński (Warszawa / Lublin),
Stanisława Niebrzegowska-Bartmińska (Lublin)
De nicja kognitywna WOLNOŚCI w języku polskim
(materiały pomocnicze do referatu)
Autorzy podejmą próbę zrekonstruowania językowo-kulturowego obrazu
(rozumienia) wolności w polszczyźnie standardowej i sposobów jej pro lowania w dyskursie publicznym, stosując się do zaleceń instrukcji przygotowanej
w ramach projektu EUROJOS, opublikowanej w 21. tomie „Etnolingwistyki”. Nawiązują do prac Macieja Abramowicza (1993), Macieja Abramowicza i Ireneusza
Karolaka (1991), Walerego Pisarka (1994), Anny Wierzbickiej (1999), Anety Antosiak (2003) i innych.
Będą one prowadzone w ramach grantu Narodowego Programu Rozwoju Humanistyki, przyznanego do Instytutu Slawistyki PAN na lata 2012–2015, pn. Metody analizy językowego obrazu świata
(JOS) w kontekście badań porównawczych.
10
(1) Z zaproszenia do udziału w konferencji Realne i wirtualne oblicza wolności (Wydział Filozo i i Socjologii UW, 10 XI 2010): W świecie współczesnym
za najwyższe dobro uważa się wolność jednostki. To powszechnie uznany fundament demokracji. Wolność to dzisiaj coś oczywistego. Jako pojęcie stała się wytartym hasłem codzienności, nadużywanym w równym stopniu przez polityków, co
twórców reklam. Z drugiej jednak strony demokracja zmusza nas do stawiania pytania o wolność wciąż od nowa i, co ważne, udzielania na nie odpowiedzi.
(2) WOLNOŚĆ należy do najczęściej w pierwszych miejscach wymienianych wartości w dwudziestu opracowaniach z lat 1985–2010: RODZINA (w 17
opracowaniach), PRACA (15), MIŁOŚĆ (15), WIARA religijna (12), PRZYJAŹŃ
(12), WOLNOŚĆ (12), SPRAWIEDLIWOŚĆ (10), PRAWDA (10), TOLERANCJA (9), UCZCIWOŚĆ (9), PATRIOTYZM (8), OJCZYZNA (8), GODNOŚĆ
(8), DEMOKRACJA (7), ZDROWIE (7), ODPOWIEDZIALNOŚĆ / WSPÓŁODPOWIEDZIALNOŚĆ (7), DOBRO (6), HONOR (6), PIENIĄDZ / pieniądze
(6), WŁADZA (6), SOLIDARNOŚĆ (5).
(3) Nadużycie WOLNOŚCI, por. tekst Juliusza Słowackiego (Dzieła wszystkie,
red. Juliusz Kleiner, t. XV, Wrocław 1955, s. 488):
Drą się o wolność – Boże, nachylaj im grzbietu,
Bo wolność – jest jakoby posiadanie etu,
Jeśli go weźmie człowiek muzyki nieświadom,
Piersi zedrze – i uszy sfałszuje sąsiadom.
W hymnie na cześć wolności Marka Grechuty:
Wolność to skrzypce, z których dźwięków cud
Potra wyczarować mistrza trud.
Lecz kiedy zagra na nich słaby gracz
To słychać będzie tylko pisk, zgrzyt, płacz.
(4) Etymologia wiąże wolność z wolą ‘zdolnością człowieka do samodzielnego dokonywania wyborów i podejmowania decyzji’, ale w dawnej polszczyźnie
wola znaczyła też tyle, co ‘wolność’, np. puścić psa na wolę (Linde), a osady uwalniane od podatków i pańszczyzny nazywano Wola, Wólka. Bazowy dla wolności
wyraz wola ma zasięg ogólnosłowiański, a w etymologicznym związku z nim pozostają niem. Wahl ‘wybór’, wollen ‘chcieć’, Wille ‘wola’; litew. vélti ‘chcieć’, łac.
voluntas ‘wola’, grec. boulé.
(5) Wyrazy pokrewne uwydatniają dalsze cechy semantyczne nadrzędnego
pojęcia (konceptu) WOLI. Element wyboru jest obecny w semantyce czasownika
woleć ‘wybierać coś, co jest lepsze od czegoś innego’, element negacji w czasownikach uwolnić, zwolnić ‘uczynić kogoś wolnym od czegoś’; zniewolić ‘pozbawić
11
kogoś wolności’. Wskazanie na podmiot działający – samowola ‘kierowanie się
tylko własną wolą; ignorowanie prawa’; swawola; na ograniczenie podmiotowego wyboru – niewola, niewolnik, powolny ‘stosujący się do czyjejś woli’ (Ktoś był
powolnym narzędziem w czyimś ręku), dobrowolny ‘taki, który wypływa z własnej
woli’; brak przymusu – wolno ‘można, przystoi, godzi się’, wolnoamerykanka,
wolnomyśliciel; znaczenie niepodporządkowania w zestawieniach typu: wolny
wybór, rynek, zawód, przekład, wiersz, wniosek; wolna wola, elekcja, sobota;
wolne media itp.
(6) De nicje wolności w słownikach języka polskiego.
SJP Dor (1967):
1. ‘niezależność jednego państwa (narodu) od innych państw w sprawach wewnętrznych i stosunkach zewnętrznych; niepodległość, niezawisłość, suwerenność’ […];
2. ‘możność, prawo nie skrępowanego działania; niezależność osobista, swoboda’ […]
USJP Dub (2003):
1. ‘niezależność, niezawisłość jednego państwa od innych państw w sprawach
wewnętrznych i stosunkach zewnętrznych; niepodległość, suwerenność’: Bronić, strzec wolności. Kraj, naród utracił, odzyskał wolność. Wolność ojczyzny,
kraju. △ praw. Wolność mórz ‘w prawie międzynarodowym: zasada, na mocy której każde państwo ma prawo do żeglugi, rybołówstwa, układania kabla
podmorskiego na morzu i przelotu nad nim’.
2. ‘możliwość podejmowania decyzji zgodnie z własną wolą, nieskrępowanego
działania, uwarunkowana ogółem czynników społecznych i etycznych; niezależność osobista, swoboda’: Miał wolność w wyborze zawodu. Korzystał z wolności po skończeniu studiów. Wolność od obowiązków. Mieć całkowitą wolność
decyzji. hist. Złota wolność (szlachecka) ‘przywileje i nieograniczona swoboda
szlachty w dawnej Polsce w XVII–XVIII w.’
3. ‘życie, przebywanie poza więzieniem, zamknięciem (w przeciwieństwie do
aresztowania, przymusowego odosobnienia, zamknięcia)’. Wypuścić kogoś
z więzienia na wolność. Zwierzęta żyjące na wolności. Wypuścić ptaka z klatki
na wolność. Pozostawać na wolności. […];
4. praw. ‘prawa obywateli wyznaczone przez dobro powszechne, interes narodowy i porządek prawny’ △ Wolności obywatelskie […] Wolność osobista […],
Wolność słowa […] Wolność sumienia […] Wolność wyznania […] Wolność
zgromadzeń […].
12
ISJP Bań (2000):
1. ‘Wolność to stan, w którym możemy sami decydować, co chcemy robić, gdyż
nie jesteśmy skrępowani zakazami ani nakazami’ […].
2. ‘Jeśli ktoś został pozbawiony wolności na jakiś czas, to został uwięziony, a jeśli odzyskał wolność lub wyszedł na wolność, to uciekł lub został zwolniony
z więzienia’ […].
3. ‘Jeśli zwierzęta żyją na wolności, to żyją w naturalnym środowisku, a nie np.
w zoo’ […].
4. ‘Wolności to prawa obywateli określone przez porządek prawny danego kraju’
[…].
5. ‘Wolność słowa to prawo swobodnego głoszenia swoich poglądów w mowie
i w piśmie’ […].
6. ‘Wolność sumienia to prawo swobodnego wyznawania wybranych poglądów
lub wybranej religii’.
(7) Synonimem wolności przy wiązaniu jej z państwem jest niepodległość,
a przy podmiocie osobowym – swoboda.
(8) Antonimy: niewola, zniewolenie, więzienie. W esejach lozo cznych i socjologicznych równość jest także stawiana opozycji do wolności: Absolutny triumf
wolności oznacza klęskę równości i odwrotnie (Isaiah Berlin); Postawieni przed wyborem: wolność czy równość, Polacy wybierają równość („Gazeta Wyborcza”, 4 VII
2005).
(9) Kolekcje.
Wolność, równość, braterstwo (sztandarowa triada Rewolucji Francuskiej);
Wolność, równość, solidarność (Karta praw podstawowych Unii Europejskiej
[2007]);
Wolność, równość, niepodległość (Wolność Równość Niepodległość – nazwa
konspiracyjnej formy działania Polskiej Partii Socjalistycznej w latach 1939–
–1944);
Wolność, równość, tolerancja (hasło Marszu Równości w Poznaniu [2005] na
rzecz równouprawnienia orientacji seksualnych, gejów i lesbijek);
Wolność, równość, uniwersytet (tytuł książki pod redakcją Cezarego Kościelniaka [UAM/Collegium Civitas] i Jarosława Makowskiego [Instytut Obywatelski], wyd. 2011; pyta o rolę autonomii, wolności i równości w kontekście badań
naukowych i funkcjonowania uniwersytetu).
(10) Podmiot wolności: naród, gdy chodzi o wolność polityczną (wolność
Polski, wolność ojczyzny, kraju); grupy społeczne, klasy (wolność stanów, ludu);
w kolejności – człowiek, osoba: wolność człowieka, jednostki, wolność osobista, in-
13
dywidualna. Wolność osobista ‘prawo obywateli do swobodnego wyboru poglądów, przekonań, wyznania itp.’
(11) Wolność w sieci relacji do innych wartości: W. a odpowiedzialność;
W. a demokracja; W. a samowola / swawola / anarchia.
(12) Zakres wolności: myśli, słowa, działania. Podmioty mają wolność
w pewnym zakresie, w tym zwłaszcza publicznego wypowiadania się w mowie
i w piśmie (druku, słowa), demonstrowania swoich postaw i przekonań (sumienia, zrzeszania się, zgromadzeń, dyskusji), wyboru religii i wyznania (wolność religijna, wolność religii, wyznania, kultu).
(13) Cechy wolności: Całkowita, częściowa, nieograniczona wolność; prawdziwa, złudna, wieczysta wolność.
(14) Fundamenty wolności – powiązanie z godnością człowieka.
(15) Granice/ograniczenia wolności: Niewolnik, zniewolenie, Zniewolony
umysł Czesława Miłosza; Dać, darować wolność. Krępować czyjąś wolność. Zaręczyć, zapewnić komuś wolność. Puścić kogoś na wolność. Być, przebywać, pozostać
na wolności. Korzystać z wolności. Kara pozbawienia wolności.
(16) Wolność jako obiekt działań, dążeń: o wolność się walczy, za wolność
się cierpi, przelewa krew i umiera. Wolność się daje, daruje, wolnością się obdarowuje, wolności się kogoś pozbawia lub komuś ją nadaje, ktoś wolność traci i odzyskuje. Ruchy wolnościowe, wolnościowiec, półwolnościowy. Walczyć o wolność;
Odzyskać, utracić wolność; Świętować odzyskanie wolności; Cenić, doceniać wolność; Cieszyć się wolnością.
(17) Analiza rozumienia pojęcia wolności w ankiecie ASA 1990 i ASA 2000
(oprac. Agnieszka Dudzińska).
Wolność jako niezależność (wolność „od”). Najbardziej rzucającą się w oczy
cechą de niowania wolności jest zawarty w nim element przeczenia. Jego wyrazem jest powszechne stosowanie słów przeczących (nie – często jako przedrostek,
brak, bez, nikt, żaden itp.). Negatywne ujmowanie jest równie częste w roku 2000,
jak i w roku 1990. W ankiecie z roku 1990 stosowanie jakiejś formy przeczeń dotyczy 61 z ogólnej liczby 103 respondentów (59%) którzy użyli w sumie 97 słów
przeczących (69 × nie, 28 × brak, bez i podobne), zaś w ankiecie z roku 2000 – 53
z 96 respondentów (55%), którzy użyli w sumie 92 słów przeczących (69 × nie,
23 × brak, bez i podobne).
Tylko sporadycznie owe określenia przeczące są próbą de nicyjnego odgraniczenia pojęcia wolności od określonych znaczeń. Oto przykłady: „nie pojmowanie
jej jako samowoli” [ASA 1990, 54]; „nie zależy jedynie od warunków zewnętrznych” [ASA 2000, 5]; „wolność – to nie tylko swoboda wypowiedzi i czynów, ale
14
wolność to możliwość wyboru między dobrem a złem” [ASA 2000, 19]; „prawdziwa
wolność nie polega jedynie na tym, że człowiek nie siedzi w więzieniu” [ASA 2000,
76]. Z reguły natomiast za stosowaniem przeczeń stoi dominujące rozumienie
wolności w sensie negatywnym, jako wolności „od” czegoś.
Zarówno w roku 1990, jak i dziesięć lat później, wolność w ujęciu negatywnym rozumiana jest przede wszystkim jako „niezależność” (odpowiednio 20 i 13
wypowiedzi) oraz „brak ograniczeń” czy „nieskrępowanie” (łącznie odpowiednio:
15 i 14).
W znacznej części wypowiedzi z roku 1990 (22 osoby) negatywne ujęcie wolności odnosi się do ograniczającego ją systemu politycznego: istotę wolności stanowi wolność od „narzucania z góry” – „ideologii”, „postaw”, „sposobu postępowania” (3 respondentów), „represji” (2), „nakazów” (2), „nakazów i zakazów”
(2), „nacisków” (2), „podporządkowania” (1), „prześladowania” (1), „zniewolenia” (1), „kary” (1), „bicza nad głową” (1), „przymusu pracy” (1), „przymusu państwowego” (1), „sankcji” (1), „nadrzędnej siły” (1), „kierowania” (1), „czynników
nadrzędnych” (1), „dyskryminacji” (1), „obawy o konsekwencje” (1), „restrykcji”
(1), „praw i obowiązków” (1).
Oto typowe wypowiedzi z tej grupy: „brak przymusu pracy, dobrowolność
działań artystycznych, nie stosowanie przymusu państwowego, nie możność narzucenia ideologii jednych drugim” [ASA 1990, 14]; „możliwość posiadania i głoszenia
swoich własnych poglądów; brak zniewolenia (polit. czy moralnego); ogólnie: wolność – to brak jakiejś nadrzędnej siły, która roztaczałaby nad nami swoją »opiekę«”
[ASA 1990, 21]; „wolność to możliwość wypowiadania swoich sądów, reprezentowania postaw, zachowań bez obawy o jakiekolwiek konsekwencje” [ASA 1990, 57];
„brak podporządkowana komukolwiek lub czemukolwiek” [ASA 1990, 95].
W ankiecie z roku 2000 wolność „od” dotyczy z reguły ogólnikowo określanych „ograniczeń” (13 wypowiedzi, w porównaniu z 10 w roku 1990). W kilku
przypadkach chodzi wolność od „lęku” czy „strachu” (4 wypowiedzi), od „konwenansów” czy „presji otoczenia” (2), od „zawiści” (1), od „przywiązań” (1).
Jeśli już negatywne ujmowanie wolności jako wolności „od” odnosi się w roku 2000 do jakiejś formy przymusu (15 wypowiedzi), to raczej jest to element
„narzucania decyzji czy przekonań” (6 wypowiedzi), „zabranianie” (2), „przymus”
(1), „zniewolenie” (1), „naciski władzy” (1), „zmuszanie” (1), „wyzysk jednego państwa przez drugie” (1). Nie pojawia się przy tym element grożących sankcji, obecny w wypowiedziach z roku 1990.
Przy okazji warto zaznaczyć, że wolność zarówno w roku 2000, jak i w roku
1990 jest atrybutem jednostkowym. Mimo iż do niedawna zniewolenie dotyczyło całego narodu, wątek wolności jako niepodległości jest niemal nieobecny
w ankiecie. Odnosi się do niej pojedyncza wypowiedź w roku 1990: „niezależność od innych krajów, własny rząd i prawa” [ASA 1990, 7]. Natomiast w r. 2000
15
wolność jako niepodległość pojawia się w trzech wypowiedziach: „niezależność
państwa od innych państw” [ASA 2000, 55]; „równość; niepodległość; niezależność;
suwerenność; solidarność międzyludzka” [ASA 2000, 72]; „brak wyzysku jednego
państwa przez drugie” [ASA 2000, 78].
Można powiedzieć, że w 1990 wątek wspólnotowy wiąże się ze wspomnianymi elementami represyjnego systemu politycznego, ale nie są one postrzegane
jako skutek podległości kraju na arenie międzynarodowej.
Wolność pozytywna. Wolność określana jest na ogół jako „możliwość”,
„możność”, „swoboda”, nieco rzadziej także jako „umiejętność” czy „prawo” –
z dalszym wskazaniem na obszar, którego one dotyczą. Określenia „możliwość”
lub „możność” pojawiły się w wypowiedziach 48 spośród 103 respondentów
w roku 1990 i 32 spośród 96 respondentów w roku 2000. Określenie „swoboda” – odpowiednio w 20 i 5 wypowiedziach. Wolność jako możliwość czy swoboda dotyczy dokonywania wyboru, nawet jeśli samo słowo „wybór” nie zawsze
się pojawia. Samo pojęcie możliwości dotyczy bowiem sytuacji wyboru.
W tym sensie można mówić o bardzo silnym związku pojęcia wolności z poczuciem podmiotowości człowieka. Możliwość wyboru zakłada bowiem, że nie
ma podporządkowania komuś, kto wybierze za nas, ani komuś, kto nas ukarze za
nasz wybór. Zresztą wskazuje na to sama etymologia słowa, zawierająca wskazanie na element wolitywny. Możliwość decydowania, dokonywania wyboru, jest
bez wątpienia najbardziej atrakcyjnym dla respondentów aspektem wolności.
Mimo iż przedmiot tego wyboru jest najbardziej zróżnicowanym elementem
wypowiedzi, dotyczy on podmiotu decyzji (wskazuje na to występujące w różnych wariantach słowo „swój”, „własny”, podkreślanie, że decyzje, których dotyczy możliwość wyboru, dotyczą „samego siebie”, a także użycie słów rozpoczynających się od przedrostka „samo-”, takich jak „samodecydowanie”, „samostanowienie”, „samodzielność”, „samorządność”). Oto ilustracje: „Wolność daje możliwość do realizacji samego siebie” [ASA 1990, 5]; „możliwość samodecydowania
o sobie” [ASA 1990, 13]; „prawo do samostanowienia, samodecydowania, wolność
wyboru” [ASA 190, 17]; „Niezależność, Samodzielność, Samorządność. Poczucie
swobody” [ASA 1990, 34]; „Wolność – pełna kontrola samego siebie nad tym co robimy, pełna dowolność w naszym postępowaniu, zgodność z własnym sumieniem,
pod warunkiem, że nie godzi to w osobowość innych ludzi” [ASA 1990, 88]; „prawdziwa wolność nie zależy jedynie od warunków zewnętrznych, ale przede wszystkim
od samego człowieka – to on decyduje o tym, w jakim stopniu pozwoli innym na
ograniczenie własnej swobody” [ASA 2000, 5]; „odpowiedzialność za siebie, swe
czyny, swe życie” [ASA 2000, 18].
Bez wątpienia na podmiotowość wskazuje też odwoływanie się do sumienia:
„możliwość postępowania zgodnie z własnym sumieniem” [ASA 1990, 8]; „postępowanie wg własnych życiowych zasad tzn: zasad „ułożonych” przez siebie samego,
16
niepodleganie obcym naciskom i wpływom, możliwość swobodnego wyboru […].
Szczęście, czyste sumienie” [ASA 1990, 39]; „Jest to działanie każdego człowieka według własnego sumienia” [ASA 1990, 57]; „czystość sumienia” [ASA 1990,
71]; „Wolność – pełna kontrola samego siebie nad tym co robimy, pełna dowolność
w naszym postępowaniu, zgodność z własnym sumieniem” [ASA 1990, 88]; „wolność i czystość sumienia” [ASA 2000, 2].
Przedmiot wolności. Wolność dotyczy przede wszystkim decydowania o sobie, a jeśli pojawiają się szczegółowe określenia obszarów owego decydowania, to
najczęściej odnoszą się one do swobody działania, swobody wyrażania własnych
opinii i swobody przekonań. W dalszej kolejności pojawiają się odniesienia do
swobody wyznania, miejsca pobytu, życia, rozwoju i pracy.
Hierarchia częstości pojawiania się określeń szczegółowych jest taka sama
w roku 1990 i w roku 2000, z tym że we wcześniejszej ankiecie generalnie częściej
pojawiają się szczegółowe sformułowania wskazujące na wolność czynów, słowa,
czy myśli.
Ograniczenia wolności. De niowanie wolności z jednej strony odwołuje się
często do braku ograniczeń, do niezależności, nieskrępowania, z drugiej strony
jednak silnie akcentowany jest element ograniczający. Można powiedzieć, że wypowiedzi badanych studentów odzwierciedlają lozo czny paradoks wolności,
polegający na uwzględnianiu wolności innych ludzi. Owo ograniczenie wolności,
aczkolwiek podkreślane przez respondentów zarówno w 1990 roku, jak i w 2000
roku, jest jednak dobitniej obecne w ankiecie późniejszej. Świadczy o tym zarówno częstość takich wypowiedzi (18 na 103 ankiety z 1990 w porównaniu do 24 na
96 ankiet z 2000), jak też silniejsze akcentowanie odpowiedzialności za własny
wolny wybór.
Drugim przejawem uświadamiania sobie ograniczeń wolności jest zwracanie
uwagi na konsekwencje własnych wyborów i związaną z tym odpowiedzialność.
Znamienne, że w roku 1990 zaledwie czterech (ze 103) badanych napomknęło
o kwestii odpowiedzialności, przy czym zaledwie dwie z tych wypowiedzi miały
charakter pozytywny, a więc uznający za konieczny związek odpowiedzialności
z własnym wyborem. Pozostałe dwie osoby wręcz odżegnują się od ponoszenia
konsekwencji – wolność jest uwolniona od odpowiedzialności. Można to interpretować jako echo poczucia zniewolenia przez państwowy aparat represji. „Konsekwencje” kojarzą się z „karą”, „sankcją”: „bez obawy o jakiekolwiek konsekwencje” [ASA 1990, 57]; „bez żadnych konsekwencji” [ASA 1990, 55]; „możliwość samodzielnego dokonywania wyborów, i ponoszenie ich konsekwencji” [ASA 1990,
103]; „możliwość wyboru, swoboda i odpowiedzialność” [ASA 1990, 102].
Natomiast dziesięć lat później pojawia się wyraźna skłonność do uznawania
związku wolności z odpowiedzialnością za wybór. Mimo iż wypowiedzi te nie są
liczne (7 na 96 badanych), ich wyraźnej obecności nie można ich pominąć: „cał17
kowite prawo do decydowania o wyborze swoich zachowań (co oczywiście musi
wiązać się z konsekwencjami)” [ASA 2000, 16]; „odpowiedzialność za siebie, swe
czyny, swe życie, niekiedy nawet losy innych” [ASA 2000, 18]; „uświadomienie sobie, że dotyczy ona tylko niektórych wyborów, a pozostałe są zaledwie konieczną
konsekwencją tych pierwszych, faktycznie wolnych wyborów. O wolności stanowi
też to, że czł. nie boi się ryzyka swych wyborów, jest gotów za nie płacić” [ASA
2000, 36].
Istnienie ograniczeń skłania niektórych respondentów do wyrażenia opinii,
że prawdziwa wolność nie istnieje. Opinie takie obecne są zarówno w wypowiedziach z roku 1990, jak i w roku 2000: „Prawdziwa wolność jest niemożliwa, nierealna, nieziemska” [ASA 1990, 32]; „W dzisiejszym świecie prawdziwa wolność jest
tylko pojęciem abstrakcyjnym, gdyż jednostka w ukształtowanych systemach może
tylko dążyć do jak największego stopnia niezawisłości” [ASA 1990, 41]; „Mogę być
sobą – prima aprilis” [ASA 1990, 75].
Związek z innymi wartościami. W de niowaniu wolności badani stosunkowo rzadko odwoływali się do związku z innymi wartościami. Jeśli tak się działo,
najczęściej pojawiała się w tym kontekście demokracja, a także równość i sprawiedliwość. Znacząco często respondenci wiązali wolność z wyborem między dobrem a złem, zaznaczając w ten sposób głęboki związek wolności z moralnością,
a wręcz z określaniem jej kryteriów. Niemal wszystkie takie wypowiedzi (7/8)
pochodzą z roku 2000.
Formułowane de nicje wolności zawierają niejednokrotnie element odczuwania. Świadczą o tym nie tylko pojawiające się w paru przypadkach nawiązania
do wartości emocjonalnych, takich jak szczęście czy miłość, ale też stosowanie
wprost słów określających odczucia. Oto przykłady: poczucie wolności [ASA 1990,
10]; wewnętrzne poczucie [ASA 1990, 25]; uczucie lekkości, szczęścia [ASA 1990,
79]; uczucie prawdziwej swobody duchowej i zycznej [ASA 1990, 82]; poczucie
komfortu psychicznego i zycznego [ASA 2000, 8]; poczucie, że można stanowić
o sobie; poczucie niezależności [ASA 2000, 10]; poczucie bezpieczeństwa; komfort
psychiczny [ASA 2000, 12].
Podsumowanie.
– Wolność rozumiana jest przede wszystkim jako brak ograniczeń. W roku
1990 nieco częściej w tym kontekście wymieniano element represji ze strony systemu politycznego, natomiast dziesięć lat później respondenci z reguły
mieli na myśli brak ograniczeń w postaci narzucania przekonań czy konwencji.
– Wolność jest rozumiana przede wszystkim jako atrybut jednostkowy, a nie
społeczny.
– W pozytywnej de nicji wolności decydujące znaczenie ma element wolnej
woli, dającej możliwość własnego wyboru.
18
– Przedmiotem wyboru jest przede wszystkim wszystko, co dotyczy samego
podmiotu, w szczególności jego działania oraz wyrażania i posiadania własnych przekonań, a także wyznania czy miejsca pobytu i pracy.
– Wypowiedzi badanych studentów odzwierciedlają lozo czny paradoks wolności, polegający na uwzględnianiu wolności innych ludzi. Szczególnie widoczne jest to w ankietach nowszych, pochodzących z roku 2000. Zawierają
one także re eksję nad związkiem wolności z odpowiedzialnością za własny
wybór i jego konsekwencje.
– Wolność wiąże się z innymi wartościami, zwłaszcza z demokracją, równością
i sprawiedliwością, a w roku 2000 także z wyborem moralnym pomiędzy dobrem a złem.
– Badani zwracali uwagę na nierealność ideału wolności, a jednocześnie ich wypowiedzi nawiązywały często do odczuwania, co wskazuje na decydujące znaczenie wolności woli w podejmowaniu decyzji moralnych, mimo pewnych
realnych ograniczeń ze strony innych ludzi.
(18) Pro lowanie bazowego pojęcia WOLNOŚCI w dyskursach publicznych.
Елена Л. Березович (Екатеринбург)
К изучению семантических трансформаций ценностной лексики
в русском языке (‘самолюбие’ или ‘любовь к себе’?)
Лингвистическая аксиология должна учитывать динамику ценностных
концептов в языке, их трансформации во времени, пространстве и социуме. Это положение раскрывается на примере рус. самолюбие, которое в литературном варианте языка означает ‘чувство собственного достоинства,
обычно сочетающееся с повышенной чувствительностью к мнению о себе
окружающих’. Если в литературном языке слово нейтрально с точки зрения
оценки или же имеет незначительную негативную окраску, то в народной
традиции (в русских говорах) оценка резко отрицательная: в значение слова входят компоненты ‘эгоизм’, ‘стяжательство’, ‘злость’, ‘стремление к изоляции от общества’, ‘своеволие, произвол’ (соответствующие понятия относятся к базовым антиценностям для крестьянского сообщества). Изменения другого рода намечаются в современном молодежном дискурсе: под
влиянием языка рекламы, который насаждает идеологию любви к себе как
положительную ценность, у слова самолюбие начинают просматриваться
смысловые оттенки, утверждающие потребность человека в самопрезентации, внешней демонстрации своего успеха, связанного, как правило, со
сферой накопления и потребления.
19
Dorota Brzozowska (Opole, Polska)
Europa i Europejczyk w wynikach badaniach opinii publicznej
Proponowany referat ma na celu przedstawienie opisu obrazu Europy i Europejczyka wyłaniającego się z badań opinii publicznej – przeprowadzanych zarówno przed wstąpieniem Polski do Unii Europejskiej, jak i po nim. Konteksty
występowania słów Europa i Europejczyk zostaną wzięte pod uwagę wraz z wartościowaniami dotyczącymi miejsca Polaków w Europie. Przeanalizowane będą dostępne rezultaty badania opinii publicznej – między innymi obejmujące komunikaty CBOS, w których poruszane są tematy takie, jak: Polak – Europejczyk (1994),
Miejsce Polski w Europie (1994), Pozycja Polski w Europie w roku 2000, Zmiany
wizerunku Polaka i Europejczyka po trzech latach członkostwa Polski w UE i wiele
innych.
Małgorzata Brzozowska (Lublin)
Językowy obraz PRACY we współczesnym języku polskim
Praca jest ważną częścią życia współczesnego Polaka. W referacie podjęłam
analizę sposobu rozumienia pojęcia w języku potocznym lubelskich studentów
i jego przemian w ciągu ostatniego dwudziestolecia. Podstawą materiałową są
prowadzone systematycznie co dziesięć lat ankiety ASA. Badania pokazują, że dla
studentów coraz ważniejsze stają się zarobek i możliwość utrzymania się na dobrym poziomie oraz związane z tym zaangażowanie i pasja, a coraz mniej istotna
jest jakość pracy, jej rzetelność, sumienność, dokładność oraz związane z nią relacje społeczne w miejscu pracy z przedłożonymi i ze współpracownikami. Wydaje
się, że w warunkach kryzysu, bezrobocia i w okresie szalejącej indywidualizacji
funkcja pracy polegająca na tworzeniu i kształtowaniu wspólnoty ulega ograniczeniu.
Wojciech Chlebda (Opole, Polska)
„Nie dość europejski” — czyli jaki?
Wyrazy europejskie a wykładniki jakości cech
Autor poddaje re eksji pewną szczegółową metodę ustalania zawartości treściowej pojęć i rozważa jej przydatność dla badań etnolingwistycznych. Obiektem analizy są zaczerpnięte z Narodowego Korpusu Języka Polskiego połączenia
„wyrazów europejskich” (Europa, Europejczyk, europejski, europejskość) z „wykładnikami jakości cech” (bardzo, wielce, nader, iście, prawdziwie, typowo, na
wskroś, nie dość, niezbyt itp.). Autor wychodzi z założenia, że mówiący łączą „wyrazy europejskie” z „wykładnikami jakości cech” wtedy, kiedy zależy im na uwypukleniu różnych metaforycznych składników tych wyrazów, w tym cech składających się na stereotyp Europy i europejskości. Demonstrując przykłady takich
20
cech, autor zwraca uwagę na wypadki, kiedy ich zbiory nie mieszczą się w granicach prostej dychotomii „metafora — metonimia” i zasługują na miano cech
metaonimicznych. Cała zaprezentowana metoda ma wartość pomocniczą, a jej
wyniki powinny być konfrontowane z wynikami badań nad treścią pojęć uzyskanymi przy pomocy innych metod.
Wojciech Chlebda (Opole, Polska)
O możliwościach de nicji syntetycznej w etnolingwistycznym opisie pojęć
Autor próbuje ustalić status i funkcje de nicji w postępowaniu etnolingwistycznym, rozważając zalety i niedostatki de nicji klasycznych, kontekstowych
oraz kognitywnych i stawiając pytanie o możliwość stworzenia syntezy tych rodzajów eksplikacji — de nicji syntetycznej, która byłaby przydatna do celów badawczych, a równocześnie dałaby się wykorzystać w ogólnym słowniku języka
polskiego. Odpowiadając na to pytanie twierdząco i projektując de nicję syntetyczną, autor odwołuje się do swych wcześniejszych koncepcji leksykogra cznych: „dwuocznego oglądu świata” (tj. godzenia w ramach jednego artykułu hasłowego naukowego i potocznego punktu widzenia) oraz „ramki pragmatycznej”
(tj. tworzenia de nicji w oparciu o ogólną ramę ludzkich zachowań dyskursywnych). Przykłady de nicji syntetycznych pokazują, że ich składowe mogą mieć
charakter względnie otwartych zbiorów cech.
Veronika Čurdová (Praha)
Konceptualizace svobody v češtině
a její souvislost s významovými pro ly nohy/nohou v češtině
Příspěvek vychází z výzkumu jazykového obrazu nohy/nohou v češtině a poukazuje na provázanost pojmové oblasti týkající se lidských nohou s pojmem svoboda.
V našem výzkumu jsme se zaměřili na tu část těla, kterou čeští mluvčí nazývají noha, případně nohy. Na základě analýzy různorodého jazykového materiálu
(zejména ovšem frazeologického) byly zjištěny systémové významové konotace,
které se podílejí na tzv. významových pro lech pojmu.
Pro nohu/nohy byly na základě analýzy materiálu stanoveny čtyři základní
významové pro ly: Pro l I: „Vzhled nohy/nohou“; Pro l II: „Noha/nohy jako
součást lidského těla“; Pro l III: „Noha/nohy jako prostředek pohybu“; Pro l
IV: „Noha/nohy jako prostředek ukotvení lidského těla (v prostoru)“.
Jazyková vyjádření vztahující se k noze, v nichž se uplatňují pro ly III a IV,
jsou často spojena právě s konceptualizací svobody v češtině. Jazyk re ektuje naši
21
primární zkušenost světa, v níž je svoboda, volnost, samostatnost a nezávislost jedince umožněna do značné míry právě správným fungováním nohou, schopností pohybu (pro l III) a schopností stát, ukotvovat se v prostoru (pro l IV). Zcela
přirozeně je tedy představa svobody spojena s volným, neomezujícím prostorem,
v němž lze pohyb nespoutaně vykonávat.
Lidské zkušenosti s pohybem po nohou volným prostorem je pak užíváno
například v případech, kdy hovoříme obrazně o stavech životních, o samostatnosti při postupu životem, na cestě životem. Osamostatňuje-li se člověk sociálně,
ekonomicky apod., snaží se postavit na vlastní nohy a stát na vlastních nohou.
Souvislost nohou a jejich funkcí s pojetím svobody a volnosti demonstrují
nejen jazykové doklady s explicitně uvedeným komponentem noha, příp. nohy,
ale také doklady obsahující slova ze sémanticky blízké oblasti. Kupříkladu cesta,
jít, chodit, běhat a další. Člověk, který je svobodný, tj. neomezený v jakémkoliv
konání, se může rozběhnout, kam bude chtít; má cestu otevřenou; nic mu nestojí
v cestě; nikdo mu nestojí v cestě; všude jsou mu dveře otevřené; všude jsou dveře
dokořán.
Jak je z výše uvedeného stručného vhledu zřejmé, při konceptualizaci svobody čeští mluvčí nepochybně zohledňují aspekty, které úzce souvisejí s lidským
prožitkem volného, nespoutaného pohybu prostorem, a to pohybu nejpřirozenějšího, pohybu, jehož je zdravý člověk schopen bez pomoci druhých, tj. pohybu
po nohou.
Natalia Długosz (Poznań)
O bułgarskim językowym obrazie Europy i Europejczyka
w kontekście danych ankietowych
Autorka podejmuje próbę rekonstrukcji bułgarskiego językowo-kulturowego obrazu Europy i Europejczyka w oparciu o dane uzyskane metodą ankietową.
Ankiety zostały przeprowadzone jesienią 2011 na zrównoważonej pod względem
płci (127 kobiet i 112 mężczyzn) populacji 244 studentów Uniwersytetu Płowdiwskiego, z czego 119 osób to studenci kierunków humanistycznych, a 127 ankietowanych to studenci specjalności o pro lu niehumanistycznym.
W ankiecie dotyczącej Europy podano 428 wyrażeń ją charakteryzujących,
które dają się sprowadzić do 135 cech deskryptorowych. Respondenci najczęściej
wskazywali na zykalną cechę Europy – ‘bycie kontynentem’. Badanie pokazało,
że istotną rolę w postrzeganiu Europy odgrywają zwłaszcza aspekty: polityczny,
kulturowy i bytowy. Przy czym warto wspomnieć, że pojęcie Europa często utożsamiane jest z organizmem UE.
V četných jazykových dokladech se uplatňují také některá představová schémata a konceptuální metafory (Johnson, Lakoff). I tento fakt bude příspěvek zohledňovat.
22
W charakterystyce Europejczyka również dominuje aspekt polityczny. Na
319 wyrażeń opisujących tę nazwę 55 wyrażeń odnosi się właśnie do cech politycznych. W postrzeganiu EUROPEJCZYKA ważne miejsce zajmuje także aspekt
bytowy oraz zespoły cech psychiczno-kulturowych i psychospołecznych. Bardzo interesujący wymiar przybiera aspekt narodowościowy. Otóż w tym zakresie
można wyróżnić dwie pozostające w opozycji cechy: nie-Bułgar (12) i Bułgar (3).
Jadwiga Kozłowska-Doda (Lublin)
Dom w językowo-kulturowym obrazie świata Białorusinów
W referacie podjęto próbę określenia domu w języku i kulturze białoruskiej.
Jest to kontynuacja badań nad jedną z najistotniejszych wartości Białorusinów,
ale również i innych Słowian.
O domu białoruskim nie można mówić w oderwaniu od historii, i bynajmniej
nie dlatego, że moim zamiarem będzie prześledzenie, jak to pojęcie ewoluowało
na przełomie wieków. Wystarczy spojrzeć na okres międzywojenny XX w., kiedy
miasta obecnej Białorusi zamieszkiwała głównie ludność żydowska, a białoruska,
przeważnie chłopska, mieszkała w tradycyjnych chatach. Powojenne procesy migracyjne (urbanizacyjne) spowodowały masowe przeniesienie się chłopstwa białoruskiego do „wielkiego świata” miast, razem ze swoją lozo ą, mentalnością,
światopoglądem, językiem. W ten sposób do „domów, mieszkań, mieszkań komunalnych, »chruszczowek«” „przemieściła się” i „chata”. Stąd, w dużym uproszczeniu, określeniem miejsca zamieszkania we współczesnym języku białoruskim
są dwa wyrazy: dom i chata.
Dom (chata) to nie tylko miejsce, gdzie się mieszka, śpi i je, gdzie można
się schronić przed chłodem i zagrożeniem, to też bliscy (rodzina), a z nią dobra
(materialne i duchowe: miłość, oparcie, poczucie bezpieczeństwa, ciągłość rodu
itd.).
Dom (chata) jest dla Białorusinów pojęciem bardzo ważnym kulturowo.
Utrwalił się cały szereg zasad istotnych przy budowaniu domu (chaty) lub przejściu do niego domowników, przy wyborze domu, w którym ubierano pannę młodą itd. W wielu tradycyjnych praktykach, nastawionych na szczęście i dobrobyt
w nowym miejscu, na nowej drodze życia, zwracano uwagę, by „zaprogramować”
domowników na szczęście, jedność, ciągłość rodu. Do domu (chaty) powracają
nie tylko żywi, ale też zmarli (tradycyjny obrzęd Dziadów).
Przeplecione ze sobą trzy wymiary pojęcia domu białoruskiego – materialny, społeczny i kulturowy – będę próbowała sprecyzować według zasad de nicji
kognitywnej (por. prace Anny Wierzbickiej i Jerzego Bartmińskiego).
Bazę materiałową artykułu stanowią trzy rodzaje źródeł: słowniki języka białoruskiego, teksty (losowo wybrane z różnych publikacji prasowych, podręczni23
ków szkolnych, literatury pięknej) oraz wyniki badań ankietowych (w referacie
będą przedstawione wyniki ostatnio przeprowadzonych ankiet w Brześciu i Mińsku).
Райна Драгичевич (Белград)
Понятие свободы в сербском языке и в сербской культуре
На основании всех данных, полученных путем анализа материалов словарей, анкет и текстов на сербском языке, мы пришли к ряду выводов о том,
как носители сербского языка воспринимают понятие свобода.
В работе были учтены сведения о лексеме свобода и ее дериватах в однотомном и шеститомном словарях современного сербского языка, в этимологическом словаре и двух словарях синонимов. Также были рассмотрены результаты шести анкет. В первой анкете, взятой из работы сербского
психолингвиста Смильки Васич, сербские ученики разного возраста писали антоним прилагательного свободный. Во второй, третьей, четвертой и
пятой анкетах респондентами были 100 студентов Белградского университета. Во второй анкете студентам было предложено дать ответ на вопрос о
том, какова сущность свободы. В третьей анкете необходимо было дополнить конструкцию СВОБОДА и… первым словом, которое придет на ум.
В четвертой необходимо было дополнить существительное СВОБОДА…
каким-либо словом в родительном падеже. В пятой анкете студентам было предложено дополнить наречие СВОБОДНО… первым пришедшим на
ум глаголом. Шестую анкету представляют реакции 800 студентов на стимул свобода в ассоциативном словаре сербского языка. Наконец, проанализированный корпус текстов составляют 300 текстов из православного и
политического дискурсов, собранных из газеты «Православие» Сербского
Патриархата и газеты «Блиц» – самой популярной электронной ежедневной газеты в Сербии.
Мы пришли к выводу, что понятие свобода является многослойным.
Оно может быть представлено в виде концентрических кругов. Разделение на концентрические круги является условным, круги взаимозависимы
в высокой степени. Центр, или ядро, представляет собой индивидуальная
свобода. Она имеет два аспекта – свобода внутри человека и свобода человека по отношению к другим. Первый аспект является фундаментальным и
обусловливает второй. Свобода человека может быть физической и духовной.
Исследования показали (ср. Васич 1976), что у детей в процессе развития сначала формируется понятие о физической свободе (жизнь вне тюрьмы и рабства). Поэтому, вероятно, состояние любой формы несвободы
24
осмысливается как скованность цепями в замкнутом помещении. Напротив, состояние свободы понимается (по результатам анкетирования) как
полет в неограниченном пространстве.
Опросы также показали, что не существует абсолютной свободы личности и что для человека одной из основных эмоций и движущим стимулом является стремление выйти на более высокий уровень личной свободы (молодые люди надеются даже достичь абсолютной свободы). Именно
из-за огромной важности свободы в системе ценностей и потребностей
личности и общества в целом политики в своих заявлениях и выступлениях манипулируют этой человеческой потребностью, раздавая обещания
и предлагая перспективу свободы как основную приманку, чтобы прийти
к власти. Об этом свидетельствует анализ примеров из политического дискурса.
Личная свобода имеет две формы, отражающие два этапа достижения
свободы – свободу от и свободу для. По данным опроса, молодые люди считают, что настолько желанная для них абсолютная свобода ограничена различными авторитетами общества, в котором они живут: это родители, преподаватели, ложная мораль, консерватизм, стереотипы, утвердившаяся система писаных и неписаных правил. Поэтому первым этапом в достижении
свободы является свобода от, которая должна быть освобождена от авторитетов. На втором этапе представлена свобода для. Для молодых людей
это свобода жить свободно, думать, выражаться и делать все, что они хотят. Православное учение нас, однако, учит, что свободу и авторитет следует рассматривать как понятия, исключающие друг друга, поскольку свобода личности не зависит от авторитетов, свободу человек выстраивает сам,
развивая свой духовный мир. Личной свободой является духовная целостность человека, к которой не имеет доступа ни один авторитет.
Вокруг личной свободы, которую мы представили как ядро, т.е. в качестве основной, расположена социальная свобода. Следовало бы провести
более обширное исследование, чтобы с абсолютной уверенностью определить, что для носителей сербского языка является первичным при мысли
о свободе: идея личной свободы или свобода народа. Данное исследование показывает, что эти два вида свободы тесно связаны между собой и
не существует личной свободы без социальной, и наоборот. Согласно православному учению, свободу можно получить благодаря заботе о других
людях, уважению к другим, единению. Политический дискурс показывает, что социальная свобода понимается как комплекс прав, которые имеют
граждане в определенной стране. Поэтому в политическом дискурсе существительное свобода обычно используется во множественном числе.
Наше исследование показывает, что свобода государства, понимаемая
25
как положение в стране, где нет войны, находится на периферии понятия
свободы. Этот тип свободы неразрывно связан с социальной свободой, потому что без мира в стране нет свободного общества. Оказалось, однако,
что отношение между этими концентрическими кругами может быть различным. Во время войны и непосредственно после нее мир в стране понимается народом как основная форма свободы. Чем больше времени проходит после войны, чем дольше длится мир в стране, тем больше забывается
такая свобода, ибо она подразумевается сама по себе, а человек все больше
внимания уделяет себе и своей личной свободе, ставя ее на первый план.
Свобода, таким образом, представляет собой сложное, многослойное
понятие, в котором слои могут меняться местами в зависимости от условий
жизни в государстве и обществе.
Марина Ерёмина (Нижневартовск)
Труд в русской языковой картине мира
Интерес исследователей-лингвистов к понятию и слову труд возобновляется вновь и вновь и вряд ли когда-нибудь будет исчерпан. Такое положение дел связано с вхождением отношения к труду в человеческий «пакет
ценностей» (наряду с отношением к окружающим людям, собственности и
др.), что обусловило его закрепление в картине мира и всестороннюю разработку представлений о данном фрагменте действительности в языке. Исследованию слова, понятия и концепта «труд» в современном языкознании
посвящены монографические работы Г.В. Токарева, С.М. Юсуповой, К.А.
Жукова, Л.В. Басовой, С.В. Колтаковой, С.В. Суслович, Т.В. Гонновой, Л.Н.
Мирошниченко, О.Е. Черновой и др.
Предметом изучения становятся этимология и особенности семантического развития слов, входящих в гнездо корня труд- (Алексеев 1998; Толстая 1998; Топоров 1995), выявление всех возможных коннотативных элементов, входящих в значение слова труд (Голованова 2002), смысловые и
функциональные нюансы, проявляющиеся в деривационных связях лексем
труд, трудиться, работа, работать (см. лексикографическую статью И.Б.
Левонтиной в НОСС 1995), историческая мотивация семантических расхождений между словами, обозначающими производительный процесс, в
сопоставлении с другим славянским языком (Петрухина 2003).
«Зерном» концепта труда в русском языковом сознании является этимологическое значение славянского *trud- из и.-е. *ter- ‘тереть’ (Топоров
1995: 704). Мотив физического действия получает развитие в семантике
слова труд в ц.-слав. и ст.-слав. языках, где на первый план выходят значения физического усилия, страдания, препятствия (ср. ‘страдание, муче26
ние, болезнь; беспокойство, горе; трудность, тяжесть, тяжкое положение’,
‘усилие (также плоды труда, усилий, аскетическая жизнь, мученический подвиг)’, ‘затруднение, трудность’). Высокая моральная оценка этих состояний средневековым сознанием отражается в появлении значения ‘подвиг’
и поддерживается книжной традицией (а также в определенных фольклорных жанрах, например, в духовных стихах); в качестве «идеального образца труда-мучения для средневекового культурного сознания возвышается,
конечно, подвиг Христа» (Толстая 1998: 24). Параллельно в русских диалектах слово труд и его дериваты широко употребляются в семантической
сфере боли, болезни, мучений, и особенно часто – по отношению к родовым и смертным мукам (Толстая 1998: 25). Подобная содержательная основа наложила отпечаток на восприятие труда в «производственном» значении, ср. «Труд в русском языковом сознании не просто работа, некое занятие, выполнение определенной задачи, предполагающее субъект, цель,
средства ее достижения. Труд прежде всего труден и мучителен (время его –
страда – своим обозначением отсылает к теме страдания), он понимается
как нечто вынужденное, принудительное (нужда, нудить), и в этом смысле
он, конечно, не просто бремя, но и проклятие человеческой жизни» (Топоров 1995: 704).
Анализ словарных дефиниций слова труд в современных толковых словарях показал, что семантическая парадигма в разных толковых словарях
описывается по-разному. Обобщенная характеристика по данным словарей содержит следующие признаки: (1) деятельность, (2) целесообразная,
(3) требующая напряжения, (4) созидающая, (5) с помощью орудий производства; (5) дело (работа, занятие), (6) повседневное, (7) услуга; (8) усилие,
(9) затрачиваемое на производство чего-либо; (10) произведение, (11) результат труда, (12) научные издания, сборники; (13) предмет (дисциплина),
(14) преподавания, (15) школьного (Чернова 2004).
Семантическая структура слова труд отражает движение от абстрактного понимания труда к более конкретному. Это реализуется на семантическом уровне и подтверждается грамматическими характеристиками.
Слово труд демонстрирует синонимию со словом работа в своем первом значении ‘деятельности вообще’. Однако синонимия в данном случае
не имеет абсолютного характера, поскольку слова различаются следующими смысловыми признаками: «(1) характер деятельности (труд – в целом
более творческая и этически значимая деятельность, чем работа); (2) масштаб задачи и количество затраченных усилий (в труде в целом больше);
(3) представление деятельности как разворачивающегося во времени процесса (работа разворачивается во времени, труд – нет); (4) целеполагание
(в работе на первом плане содержание, результат, в труде – усилия); (5)
27
оценка (для работы характерна утилитарная оценка: положительная или
отрицательная, для труда – положительная этическая); (6) возможность абстрактных и персонифицирующих употреблений (у труда есть, у работы
нет)» (НОСС, 309). В остальных значениях синонимов труд и работа НОСС
также фиксирует семантические и функциональные различия.
Е.В. Петрухина, уделяющая внимание в своей статье различию между
лексемами работа, работать и труд, трудиться, относит истоки такого разграничения к этимологическому прошлому, в котором основа рабсвязывается с и.-е. *orbhos ‘раб’. Семантика принудительного труда, работы «на кого-то» остается основной у глагола работати в старославянском
языке (ср. ‘находиться в рабстве’, ‘служить кому-то’, ‘тяжело работать на
кого-то’). У глагола трудитися значение ‘работать’ в это время не фиксируется. Со временем оба глагола развивают обобщенное значение трудовой деятельности, но если лексемы труд, трудиться сохраняют коннотации «творчески и этически значимой, полезной, масштабной деятельности», то работа, работать становятся основным нейтральным средством
для обозначения трудового процесса (Петрухина 2003: 488–489). Различие
в культурно-исторической мотивации лексем и в их функциональной значимости привело к тому, что в современном русском языке для труда на
первом плане находятся усилия, сама деятельность, поэтому труд не анализируется, в отличие от работы, в терминах цели и результата (там же).
Анализ способов концептуализации противоположного понятия
«лень» раскрывает представления о труде, во-первых, с позиции обиходных моральных представлений - как о добродетели; во-вторых, в
рамках культурной концепции романтизма, в которой труд мыслился как
рутинная и суетная деятельность (Опарина 1999: 142).
Список литературы
Басова, Л.В. Концепт ТРУД в русском языке. На материале пословиц и поговорок. диссертация … кандидата филологических наук. 241 с. ил.
Тюмень, 2004.
Ганапольская, Е.В. Фразеосемантическое поле „Труд” в русском языке. В сопоставлении с англ. диссертация … кандидата филологических наук. 377 с. Санкт-Петербург, 1995.
Гоннова, Т.В. Социокультурные характеристики концепта „труд” в русском языковом сознании. диссертация … кандидата филологических
наук. 210 с. Волгоград, 2003.
Жуков, К.А. Языковое воплощение концепта „Труд” в пословичной картине
мира. На материале русской и английской паремиологии. диссерта-
28
ция … кандидата филологических наук. 156 с. Великий Новгород,
2004.
Каримова, Р.Х. Концепт „труд/лень” в паремиологии неродственных языков. На примере немецкого, английского, русского, башкирского и татарского языков. автореферат дис. … кандидата филологических наук. Башкир. гос. ун-т. 23 с. Уфа, 2004.
Колтакова, С.В. Национальная специфика тематических групп „труд” и
„отдых” в русском и английском языках. диссертация … кандидата
филологических наук. Воронеж, 2008.
Косенко, Н.А. Семантическое поле „труд” в русской паремиологии (в сопоставлении с польской). автореферат дис. … кандидата филологических наук. 16 c. ил. Санкт-Петербург, 1993.
Кочемасова, Д.Р. Языковая репрезентация концепта „труд” в паремиологических единицах английского и немецкого языков. автореферат дис.
… кандидата филологических наук / Кочемасова Динара Радиковна;
[Место защиты: Чуваш. гос. ун-т им. И.Н. Ульянова] 24 с. Чебоксары,
2012.
Мирошниченко, Л.Н. Когнитивно-культурологическое представление концепта „труд” в паремиологическом фонде русского и новогреческого
языков. автореферат дис. … кандидата филологических наук. Краснодар, 2007.
Островская, Т.А. Концепт „труд” в русской и американской лингвокультурах. диссертация … кандидата филологических наук. 163 с. Краснодар, 2005.
Серова, Л.А. Концепт „труд” в немецких и русских паремиях. На материале
современных публицистических текстов сельской тематики. диссертация … кандидата филологических наук. 10.02.20 / Серова Лариса Анатольевна; [Место защиты: Моск. гос. обл. ун-т]. 196 с. ил.
Москва, 2009.
Суслович, С.В. Когнитивно-дискурсивные характеристики концепта
ТРУД/РАБОТА как дискурсивно-коммуникативной единицы.
автореферат дис. … кандидата филологических наук. 10.02.01 /
Суслович Светлана Валерьевна; 20 с. Архангельск, 2011.
Чернова, О.Е. Концепт „труд” как объект идеологизации. диссертация …
кандидата филологических наук. 163 с. Екатеринбург, 2004.
Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Второй выпуск.
М.: Языки русской культуры, 2000. 488 с.
Опарина, Е.О. Лексические коллокации и их внутрифреймовые модусы //
Фразеология в контексте культуры. Сб. ст. М.: Языки русской культуры, 1999. 336 с.
29
О.Е. Фролова (Москва)
Что такое ‘европейскость’ в русской картине мира?
Интеграционные процессы, проходящие в странах Европы, затрагивают экономику, культуру, бытовые традиции и поведение людей, что находит отражение в речи и в системе стереотипов.
Наша цель – выяснить, существует ли понятие европейскости в системе
общих представлений, образующих русскую картину мира, прояснить, как
представления о Европе отразились в языке и речи: в ассоциациях, в наиболее частотных употреблениях, устойчивых словосочетаниях.
Для достижения цели мы обратились к решению нескольких задач:
(а) выявлению соотношения границ географического, экономического
и культурного пространства Европы,
(б) определению понятий, объединяющих такое пространство,
(в) описанию образа европейца,
(г) выявлению устойчивых словосочетаний с топонимом Европа и прилагательным европейский,
(д) описанию свободных ассоциаций, связанных с топонимом Европа,
(е) семантизации абстрактного существительного европейскость.
Материалом нам послужили лексикографические источники, результаты двух опросов респондентов, Национальный корпус русского языка
(НКРЯ – ruscorpora.ru); тексты блогов, выложенных в Интеренете, материалы СМИ.
В качестве методов мы прибегли к анализу словарей, анкетированию,
описанию лексической сочетаемости и наблюдению над установившимся
узусом.
Топоним Европа и его дериваты включены в «Словарь коннотативных
собственных имен» Е. Отина (Отин 2006). У топонима выделяются следующие значения: «(1) часть света; (2) Культура, признаки культуры, прогресса;
(3) Бытовые удобства; (4) Не наше, не отечественное; (5) Страны (или отдельная страна) Западной Европы, заграница» (Отин 2006: 149, 150). Личное существительное европеец Е. Отин объясняет как «образованный человек, демократических убеждений» (Отин 2006: 150), а прилагательное –
как «прогрессивный, передовой» (Отин 2006: 150). Автор словаря указывает, что в качестве антонима слова европейский выступает прилагательное
азиатский, объясняемое как отсталый, реакционный, консервативный.
Для выяснения того, насколько сформировано интегративное понятие
Европа в России, нами были проведены опросы респондентов в возрасте
от 15 до 22 лет, родным языком которых был русский. Участники опроса
были студентами 1 и 2 курсов соответственно медицинского факультета
30
МГУ им. М.В. Ломоносова и факультета лингвистики Московского института лингвистики. Опрос проводился в два этапа весной и осенью 2011 г.
Первая анкета, предложенная респондентам, выглядела следующим образом:
Ваш возраст
Студент гуманитарной специальности
естественнонаучной специальности
технической специальности
Ваш пол
1. Какие страны географически входят в Европу?
2. Какие страны входят в Евросоюз?
3. Какие страны Вы относите к Европе в культурном плане?
география
Евросоюз
культура
Австрия
Азербайджан
Албания
Андорра
Армения
Белоруссия
Бельгия
Болгария
Босния и Герцеговина
Ватикан
Великобритания
Венгрия
Германия
Греция
Грузия
Дания
Израиль
Ирландия
Испания
Исландия
Италия
Казахстан
31
Кипр
Косово
Латвия
Литва
Лихтенштейн
Люксембург
Македония
Мальта
Молдавия
Монако
Нидерланды
Норвегия
Польша
Португалия
Приднестровская республика
Россия
Румыния
Сан-Марино
Сербия
Словения
Словакия
Турция
Украина
Финляндия
Франция
Хорватия
Чехия
Черногория
Швеция
Швейцария
Эстония
4. Какие понятия формируют духовную культуру Европы? Какое одно или
несколько понятий Вы считаете главными? Напишите их.
5. Какие характеристики составляют бытовую культуру Европы? Какое
одно или несколько понятий Вы считаете главными? Напишите их.
6. Хорошо ли быть европейцем? Почему?
32
7. Продолжите фразу Типичный европеец – это…
8. Как Вы оцениваете образование Евросоюза? [Хорошо / Плохо / Никак
Как опасность]
9. Какую европейскую страну Вы можете выделить? [В положительном
смысле / В отрицательном смысле / Почему?]
10. Какой географический термин, географическое название близки по
смыслу слову Европа?
11. Какой географический термин, географическое название представляют
оппозицию (противопоставление) слову Европа?
12. Какие словосочетания с прилагательным европейский вы можете придумать?
13. В какой европейской стране Вы хотели бы жить? Почему?
Анкета состояла из 13 вопросов. Все вопросы, за исключением одного,
предполагали свободную реакцию участников. Вопросы 1–3 касались выявления географических, экономических и культурных границ Европы. Респондентам был представлена таблица с 4 столбцами, в первом из которых
были помещены топонимы, представляющие собой названия европейских
стран, второй, третий и четвертый столбцы не были заполнены. В клетках второго столбца участники должны были отметить страны, входящие
в географическое пространство Европы, третья графа была посвящена выявлению знаний респондентов о составе Евросоюза, а четвертая – мнении
участников о том, какие страны формируют культуру Европы.
Четвертый вопрос касался выяснения важнейших понятий, которые
объединяют духовную культуру Европы. В пятом вопросе выявлялись характеристики бытовой культуры. Шестой и седьмой вопросы были посвящены личности и свойствам европейца. В восьмом вопросе участников
просили оценить образование Евросоюза, и в этом случае им были предложены четыре варианта ответа: хорошо, плохо, никак, как опасность. Девятый и тринадцатый вопрос касались двух аспектов: (а) определения неравномерности развития европейских стран и (б) выявления субъективной
положительной и отрицательной оценки разных стран. В тринадцатом вопросе участнику предлагалось выбрать европейскую страну, в которой он
хотел бы жить. Десятый и одиннадцатый вопросы были посвящены выявлению антонимических и синонимических отношений, в которых участвует топоним Европа. Двенадцатый вопрос касался лингвистического аспекта: в нем участников просили написать словосочетания с прилагательным
европейский.
В ответах на три первых вопроса удалось выяснить, что географию Европы для участников опроса в значительной мере формирует уровень раз33
вития экономики. География интересующей нас части света предстала в результате эксперимента как поле, в центре которого находились следующие страны: Германия, Франция, Польша, Швейцария, Чехия, Австрия, Испания, Люксембург, Бельгия, Венгрия, Великобритания, Италия, Швеция.
(Страны расположены нами по мере убывания положительных ответов
участников опроса.) Интересно, что островные государства Кипр и небольшие государства Центральной Европы Андорра, Монако в представлениях
студентов скорее не входят в состав данной части света.
Поскольку респонденты не знали точно, какие страны входят в состав
Евросоюза, им пришлось опираться на свои субъективные представления:
таким образом, по результатам опроса в Евросоюз безусловно вошли: Германия, Италия, Франция, Австрия, Испания, Великобритания.
Мозаичная культурная карта Европы, как считают респонденты, также, по-видимому, определяется уровнем экономического развития, в этот
список вошли: Франция, Германия, Великобритания, Швейцария, Италия,
Австрия, Испания, Бельгия.
Опрос выявил сложности, возникшие у участников опроса в восприятии места славянских стран и государств, образовавшихся в результате
распада СССР, в культурном пространстве Европы. Наибольший вклад
в культуру Европы внесли, по мнению респондентов, Чехия и Польша.
В меньше степени ассоциируются с культурой Европы Хорватия, Болгария,
Словения, Словакия, Черногория, Сербия, Македония. Что касается постсоветского пространства, прибалтийские республики Латия, Литва, Эстония, как считают участники опроса, органичнее вошли в Европу по сравнению с Украиной и Белоруссией.
Опрос подтвердил лексикографические данные С. Отина, т.к. респонденты назвали топоним Азия антонимом Европы.
Наконец, чрезвычайно важным был вопрос, касающийся статуса России: в культурное пространство Европы ее включили менее половины
участников опроса.
Неожиданным для исследователя оказался статус, который, определяя
культуру Европы, придали респонденты двум государствам: Греции, связанной с античностью и Ватикану, являющимся резиденцией Римского папы.
В качестве понятий, определяющих культуру Европы, были названы вера, культура, искусство, просвещение, история, традиции, единство, толерантность, свобода.
По результатам опроса, европеец представляется культурным, образованным, интеллигентным, современным человеком, трудолюбивым и хорошим работником.
34
У респондентов Европа ассоциируется с Западом и с США как с родственными, синонимичными, понятиями, а в качестве антонима были названы не только Азия, но также и США. Так что статус США оказывается
противоречивым.
Вторая анкета предполагала выявление свободных ассоциаций респондентов и выглядела так:
Ваш возраст
Пол
Студент гуманитарной специальности
естественнонаучной специальности
технической специальности
В каких европейских странах Вы побывали?
С каким понятием, словом, словосочетанием ассоциируется у Вас ЕВРОПА? (можно даль один или несколько ответов)
В анкетировании приняли участи 100 человек – студенты 1, 2 курсов факультета лингвистики Московского института лингвистики, а также студенты разных курсов филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Опрос проводился весной 2012 г.
Отличие второй анкеты от первой заключалось в ее ориентированности
на выявление свободных ассоциаций и описание корреляций, если они обнаружатся, между личным опытом наблюдений респондента, приобретенным при поседении европейских стран, и его представлениями о Европе.
Анализ ответов позволяет выделить два вектора: синхронный и диахронный, заключающийся в апелляции к истории. При синхронном взгляде респонденты отмечали следующее: цивилизацию, развитую экономику,
демократию, порядок, благополучие, уровень жизни, культуру (архитектуру, кино), языки. При этом выделился также и гастрономический код: участники опроса отметили несходство кулинарных традиций народов разных
стран, включили в ответы алкогольные напитки вино и пиво, а также пиццу, круассаны, пасту.
Для ряда респондентов Европа связана с отдыхом и туризмом, возможностью купить качественную и недорогую одежду. Поскольку опрос проводился весной 2012 г., юноши отметили и чемпионат по футболу. Исторический взгляд на Европу включил столетнюю войну, походы крестоносцев,
фашизм, инквизицию и эпидемию чумы.
Дериват топонима Европа, существующий в польском языке – евпропейскость – представлен в НКРЯ, и в многочисленных блогах в русскоязычном Интернете. Авторы в СМИ и Живом журнале обсуждают семантику этого термина, выстраивая отношения антонимии между абстракт35
ными существительными европейскость и русскость. Обсуждение данных
проблем связано как с национальной и конфессиональной идентификацией адресанта, так и с его представлением России в геополитическом пространстве Европы. Термин европейскость с отрицательной оценкой входит
и в националистический дискурс в русскоязычном Интернете. Понятие европейскость находится в стадии напряженного осмысления, для чего авторы апеллируют к российской истории, пытаясь либо найти основания для
самостоятельного пути России, либо для доказательства ее отсталости, либо для обоснования движения России к Европе как источнику прогресса
и цивилизованности.
Подводя итоги, скажем, что по результатам анкетирования Европа
предстает как сложная мозаика, ведущую интегрирующую роль в которой
играет уровень развития экономики. Как показали результаты первого анкетирования, Россия входит в культурное пространство Европы в ответах
менее половины участников. Исходя из этого, мы можем сказать, что понятие европейскости в русской картине мира, в значительной степени, определяется с внешней точки зрения.
Переносное значение топонима Европа связано в русской картине мира
с христианством (католицизмом и протестантизмом), культурой, традициями, высоким уровнем жизни, развитой экономикой, защищенностью. Показательно, что во многих ответах выявилась эстетическая составляющая,
т.к. респонденты отметили архитектуру и музеи.
Выявление свободных ассоциаций подтвердило многоаспектность
представления Европы у молодых респондентов.
Что касается абстрактного существительного европейскость, с нашей
точки зрения, оно будет оставаться в фокусе внимания русскоязычного
Интернета и СМИ.
Łukasz Grabowski (Opole)
Obraz Europy w Brytyjskim Korpusie Narodowym
Referat jest próbą opisu obrazu Europy w Brytyjskim Korpusie Narodowym
(BNC), czyli kolekcji tekstów pisanych i mówionych obejmujących 100 milionów
wyrazów tekstowych. W badaniu wykorzystane zostaną zarówno ilościowe, jak
i jakościowe metody badawcze. Wyraz tekstowy Europa (Europe), który pojawia
się we wspomnianym korpusie 17 376 razy, zostanie przeanalizowany pod względem frekwencji i dystrybucji w różnych gatunkach i typach tekstów zgromadzonych w BNC, a także w oparciu o najczęstsze kolokacje (związki leksykalne) i koligacje (konstrukcje gramatyczne), w jakich występuje. Następnie najczęstsze kolokacje zostaną przeanalizowane jakościowo i na tej podstawie podzielone na grupy
36
tematyczno-znaczeniowe. Na koniec autor artykułu omówi wybrane problemy
związane z przeprowadzaniem podobnych badań korpusowych, a także zarysuje
możliwości kontynuacji i poszerzenia badania.
Marcin Grygiel (Rzeszów, Polska)
Asocjacyjny wymiar pojęcia СЛОБОДА/WOLNOŚĆ
w języku serbskim
Artykuł jest próbą opisania drobnego odcinka językowego obrazu świata,
który wraz z licznymi powiązaniami tworzy strukturę pojęcia СЛОБОДА/WOLNOŚĆ utrwaloną w systemie języka serbskiego. Analiza oparta została na asocjacjach werbalnych zebranych w Słowniku skojarzeń języka serbskiego (dalej:
АРСJ), które są reakcjami na słowo слобода ‘wolność’. Podobnie jak inne słowniki tego typu, a w szczególności Rosyjski słownik skojarzeń, stanowiący dla słownika serbskiego model metodologiczny, АРСJ zawiera pierwsze asocjacje ankietowanych osób na podane słowa, będące w częstym użyciu i uznane za kluczowe
w różnych sferach aktywności człowieka (kultura, polityka, historia, edukacja,
nauka, technika i inne). W porównaniu z tradycyjnymi sposobami opisu semantycznego, analiza asocjacji werbalnych umożliwia znacznie pełniejsze dotarcie do
głęboko nieraz ukrytego dla cudzoziemca lub nieuświadomionego dla rodowitego użytkownika języka tła kulturowego, w jakim osadzone są poszczególne jednostki leksykalne. Możliwym staje się też śledzenie rozwoju znaczeń za pomocą wykazanej w ten sposób wielokierunkowości semantycznych transformacji.
Jednak należy pamiętać, że każda próba interpretacji skojarzeń podanych w formie słownikowej jest ze swej natury bardzo subiektywna, gdyż interpretator nie
może obiektywnie i w pełnym wymiarze odtworzyć procesu mentalnego, który
zaistniał w umyśle ankietowanego. Dlatego też prezentowane modele konceptualne starałem się dodatkowo udokumentować przykładami frazeologizmów,
przysłów, de nicji słownikowych, słów piosenek czy tekstów literackich. Równocześnie odwołuję się do przywoływanego kontekstu kulturowego, konotacji
historycznych i innych prawdopodobnych skojarzeń, oczywiście w zakresie, na
jaki pozwalają mi ramy omawianego tematu.
Nina Gryshkova (Ukraina)
Ewolucja konceptu ВОЛЯ ‘wola’, ‘wolność’ w języku ukraińskim
Inne języki europejskie mają dwie słowoformy dla rozróżnienia woli i wolności: na przykład polski (wola, wolność), angielski (will, freedom), niemiecki (die
Wille, die Freiheit), a w ukraińskim jest tylko jedno słowo – воля. To jest nie tylko zbieg okoliczności, formalność, ale osobliwość i dodatkowa podpowiedź, która pokazuje specy kę ukraińskiej ‘wolności’ z zabarwieniem ‘woli’. Воля znaczy
37
nieograniczoną wolność – вольна(я) воля. Jest ona niezależnością, niepodwładnością i buntowniczością. Воля jest zawsze powiązana ze skrajnościami: z walką,
z życiem, ze śmiercią, ze zmianą, jest ona silą, władzą, obsesją i dlatego nie potrzebuje taktyk i negocjacji. Воля jest zawsze aktywna i dynamiczna. Następnie
przerodziła się w ‘wolność’. W rezultacie ewolucji stała się ona wielką wartością.
Można dla niej walczyć, oddać za nią życie, z walki tej wynika ruch niepodległościowy, walka o wolność: За волю смерть нам не страшна, Гармати б’ють,
там воля або смерть. Воля stała się siłą łączącą ludzi, którzy mają wspólne idee.
Jest wartością bardzo pozytywnie nacechowaną, porównywaną z rajem, z życiem,
słońcem, jest przedmiotem duchownego dążenia człowieka jest przyczyną powstania nowych symboli (i bardzo ważnym, cennym doświadczeniem w życiu
wspólnoty, nacji, państwa).
Referat ma na celu pokazanie, jak odbywa się ewolucja, która doprowadziła
do przesunięcia semantycznego akcentu z ‘woli’ na ‘wolność’.
Monika Grzeszczak (Lublin)
Pojęcie HONORU i jego pro lowanie
w polskim dyskursie publicznym
Celem referatu jest rekonstrukcja polskiego pojęcia HONORU metodą denicji kognitywnej, opartej na założeniach przedstawionych w pracach Jerzego
Bartmińskiego (1988).
Zgodnie z założeniami programowymi EUROJOS – zawartymi w tekście Językowo-kulturowy obraz świata Słowian i ich sąsiadów. Założenia programu „A”
autorstwa Macieja Abramowicza, Jerzego Bartmińskiego i Wojciecha Chlebdy
oraz instrukcją metodologiczną wyznaczającą „zasady i etapy postępowania przy
opracowywaniu haseł w ramach programu badawczego EUROJOS” (4 II–2 III
2011) – pojęcie HONORU poddane zostanie oglądowi w całej sieci powiązań leksykalno-semantycznych. Na sieć tę składać się będą między innymi: hiperonimy,
opposita, kolekcje, synonimy, utarte kolokacje.
Podstawę materiałową stanowić będą trzy wzajemnie uzupełniające się typy
danych: systemowe (S), ankietowe (A) i tekstowe (T) – te ostatnie wyekscerpowane z tekstów prasowych, różnogatunkowych, zaczerpniętych głównie z prasy
wysokonakładowej.
Na podstawie tych danych ustalony zostanie zespół podstawowych cech de nicyjnych (bazowych) polskiego pojęcia HONORU. W drugiej kolejności naszkicowane zostanie postrzeganie HONORU w różnych typach dyskursu publicznego (umiarkowanie konserwatywno-liberalnym, lewicowo-liberalnym, lewicowym, katolickim, radiomaryjnym i feministycznym).
38
Joanna Popielska-Grzybowska (Pułtusk), Jo B. Harper (London)
e concept of ‘home’ in British English
Aims. In this research we aim at a reconstruction of the British concept of
home in common understanding. Our analysis concerns contemporary British
English and thus we hope to show how native speakers comprehend the chosen
concept.
Methodology. e study is based on the cognitive de nition method formulated and described by Anna Wierzbicka (1985) and Jerzy Bartmiński (1988).
Above all, however, we will use methods worked out within the theory of linguistic worldview, as studied in the Lublin scholarly circle. Moreover, that means we
will scrutinise collected textual materials aiming to convey an idea of the perception of home among British people today.
Sources. (I) Language System sources. (1) Dictionaries. e entry home and
its derivatives have to date been studied in ca. 30 monolingual dictionaries with
special regard to British English. We have noted that listed are from two up to
eleven meanings of home in the dictionaries. (a) Name and etymology: Home as
noun, adverb, adjective and verb – very important and thought provoking. Old
English hām – Old Nordic heimr – Gothic haims. (b) Whom is home connoting?
Family; family members; inmates. (c) What is home? Primary category: place. (d)
Synonyms: abode, domicile, habitation, household, hovel, residence. (e) Antonyms:
homelessness?; Are there any other antonyms/opposita in common thinking? (f)
Complexes/collections: home sweet home; home truths; home and dry; a home
from home. (g) Proverbs: “An Englishman’s home is his castle,” “ere’s no place
like home.”; “Home is where the heart is.”. (h) Home for whom? Whose home?
What is home? (i) Home as house – the building where one lives. (j) Home and
house. (k) Emotional aspects of home. (l) Conceptual relations: also time – sense
of history / part of a ‘national narrative’, with legal, cultural, political and economic elements. Certain symbolic associations, with food, with support for a certain football team (or other teams, sense of city-attachment etc.), sense of humour, way of life.
(II) Inquiries of British students’ views from at least two British Universities.
e enquiry is of an open enquiry – ASA-type, and the question asked is as follows: “What is the essential meaning of ‘home’ for you?”. Universities where the
students are being inquired: University of Birmingham, University of Glasgow,
South Bank University, London.
Anticipated problem/obstacle: a high percentage of students at British Universities are of foreign origin. us one must be careful in verifying the data. On
the other, though, melting-pots are a sign of our times. Moreover, do really students give answers of an average British man. It would be interesting to inquire,
e.g. factory or office workers etc.
39
Assumed questions: (1) What is ontological status of home? (2) What values
does home connote/What values is it associated with? (3) What shall home be? (4)
What is true home? (5) What is home for a family and what for a single person?
Wider questions of identity and affiliation, associational connections with
time (ideas of home changing over time, or timeless?), also with places, people,
events, nature, sense of self/individual versus nation/collective.
We would also be interested in what is not home. Oen it is easier de ning
what it is not – in opposition what it is. For example, attitudes to foreigners, to
foreign ideas, food, people, to incomers.
(III) Texts. (1) Newspapers. Due to the fact that we have started our research
only lately, it is still being conducted. Over a span of two months chosen texts
from the following British papers will be browsed in search of the word ‘home’
and the contexts of its appearance and use: centre/le (“e Guardian” and “Daily
Mirror” – broadsheet and tabloid, respectively) and two centre/right (“e Daily
Telegraph” and “e Sun” – again broadsheet and tabloid, respectively). We decided not to use any texts corpora especially because of difficult access and costs.
Result/s. At this very preliminary stage we would anticipate some interesting
conclusions. e key early methodological issues will be related to certain problems related to de ning Britishness and operationalizing a research agenda that
is able both to explore these issues, leave open the possibility of multiple simultaneous de nitions, while also revealing broader aspects that will be amenable
to wider international comparative analysis. is is compounded – perhaps even
constituted by – variations according to region, social class, the propensity of certain ‘types’ of respondents over others. e more articulate, better educated, more
‘wordly’ respondents will likely be more inclined to adopt a more inclusive notion
of home, one that is open to outsiders, mutuality and so on. e more ‘exclusive’
replies one would tend to expect from the lower strata of society, among those,
for example, who see outsiders as a threat. e latter, however, are less likely, by
virtue of the planned methodological focus, to be a major part of the sample being
researched. However, we would expect some interesting responses, nonetheless.
Popular notions of ‘home’ are clearly central to how most people construct
and de ne their attitudes and feelings towards a range of oen unspoken assumptions and ideas, and while one is tempted not to overplay the suggestion
that the British (a nebulous term at the best of times) value ‘home’ perhaps more
than other national cultures, my expectation is that this will be con rmed by the
qualitative data we accrue. e centrality of notions such as “An Englishman’s
home is his castle,” for example, imply a certain cultural attachment to notions
of privacy, legal rights/the rule of law, the ‘uniqueness’ of English common law
and the narrative of uninterrupted national traditions. Encroachments on this
sense of privacy are a political and a cultural issue embedded into the national
40
identity at various levels, and in various – oen unspoken – ways. e key to the
research will be to eke out from these myriad of variations a broad sense of British
attitudes.
Initially we intend to present our research results at the Warsaw–Lublin Conference and also to publish an article. We later intend to publish a book as a nal
result of the undertaken analyses.
Joanna Popielska-Grzybowska (Pułtusk), Massimiliano Franci (Firenze)
e concept of pr (home/house) in Ancient Egyptian
Aims. In this research we aim at a reconstruction of the Ancient Egyptian
concept of home/house in the Egyptian Old Kingdom – rst stage of research.
Our analysis concerns ancient Egyptian language and is done as a scholarly experiment and complete reconstruction. Being aware of limitations resulting from
distance in time and space as well as obvious lack of native speakers, we hope,
though, to approach comprehension of the chosen concept in the language studied. Furthermore, we decided to scrutinise ancient Egyptian to show helpfulness
and usefulness of the “linguistic worldview” method when applied not only to
contemporary languages, but also the dead ones.
Methodology. e study is based on the method of cognitive de nition
as formulated and described by Anna Wierzbicka (1985) and Jerzy Bartmiński
(1988). Above all, however, we will use methods worked out within the theory
of linguistic worldview as studied in the Lublin scholarly circle. Moreover, that
means we will scrutinise collected textual materials aiming to convey an idea of
the perception home/house among ancient Egyptian of the times of the Old Kingdom (ca. 2740–1938 BC) with references to earlier and later times of Egyptian
history. We intend, however, to continue our study including both the Middle
Kingdom and the Second Intermediate Period (ca. 1938–1530 BC) and the New
Kingdom (ca. 1530–1070 BC) textual sources.
Sources. (I) Language System sources. (1) Dictionaries. e entry
home/house and its derivatives up until now have been studied in ca. 10 dictionaries of the ancient Egyptian language with special regard to the Old Kingdom texts. We have noted that there are listed 1–6 meanings of home in the dictionaries. (a) Name and etymology. (b) Phonology. (c) Whom is house/home
connoting? (d) Family; family members; inmates. (e) What is home? Primary
category: place where one lives; but also temple. (f) Synonyms. (g) Antonyms:
homelessness?; Are there homeless people in Egypt? Do we know something
about it? Are there any other antonyms/opposita in common thinking? (h) Complexes/collections: per aa – ‘great house’; ‘palace’; ‘the pharaoh’, the pharaoh:
‘great house’ or ‘great home’ e Old Kingdom, the Middle Kingdom and the
41
New Kingdom, per.sen – home?, per-nisut – palace, temple, per n neheh – tomb,
per djet – estate, per anch – House of Life, per ur – national shrine of Upper Egypt,
per nebu – House of Gold, per-neser – national shrine of Lower Egypt, per-hedj –
treasury and per-desher – treasury of Lower Egypt, per chenty – harem, per-shena –
robing-room. (i) Proverbs. (j) Home for whom? Whose home? What is home? (k)
Home as house – building where one lives. (l) Home and house. (m) Emotional aspects of house/home. (n) Conceptual relations. (o) Verbs deriving form the stem
pr.
(II) Inquiries in this very case created by the authors of the project work aiming at answering the basic question in place of the Egyptian themselves. e inquiry is of an open enquiry ASA type, and the question we ask ourselves is as follows: “What was the essential meaning of ‘home’ for ancient Egyptian in the Old
Kingdom?”. Did exist in ancient Egyptian a true concept of home in both emotional and physical sense? Anticipated problem/obstacle: using English language
for the analysis where there is distinction between ‘home’ and ‘house’. No such
distinction in Polish, in Italian. How was it in Egyptian? Maybe change language
of analysis?…
Assumed questions: (1) What is ontological status of home? (2) What values
does home connote/What values is it associated with? (3) What home shall be?
(4) What is true home? (5) What is home for a family and what for singles?
(III) Texts. (1) e so-called private texts: (a) Biographies, (b) Monumental inscriptions from private tombs, (2) Kingly texts: (a) e Pyramid Texts, (b)
Edicts, (3) Letters.
Pro ling. We intend to scrutinise the concept in the context of the religious
texts of the studied period. It seems to be especially important because the texts
were written for the pharaoh, namely ‘the great house/home(?)’.
Result/s. In the beginning we intend to present our research results at the
Warsaw–Lublin Conference, to publish an article as well. We also intend to publish a book as a nal result of the undertaken analyses.
Jolanta Janoszczyk (Lublin, Polska)
Językowy obraz wolności we współczesnym języku niemieckim
Celem wystąpienia jest rekonstrukcja pojęcia WOLNOŚCI, zleksykalizowanego w języku niemieckim, przy zastosowaniu metody de nicji kognitywnej,
opartej na założeniach prezentowanych w pracach Jerzego Bartmińskiego. Metoda ta pozwala przedstawić szeroki obraz pojęcia WOLNOŚCI w sieci relacji
konceptualnych.
W wystąpieniu zostaną zaprezentowane wyniki analizy materiału językowego pozyskanego z trzech źródeł, takich jak słowniki języka niemieckiego (dane
42
systemowe), badanie empiryczne (dane ankietowe) oraz publikacje prasowe zaczerpnięte z gazet różnych opcji politycznych o zasięgu ogólnokrajowym (dane
tekstowe).
Na bazie tego materiału językowego zostanie ustalony zespół cech przypisywanych WOLNOŚCI przez użytkowników języka niemieckiego. Pojęcie to zostanie przedstawione w szerokim kontekście całej sieci powiązań leksykalno-semantycznych i konceptualnych w celu uchwycenia pełni bogactwa słowa je nazywającego.
Галина Яворська (Київ)
ДОМ в современном украинском языке:
утопия и установки общества потребления
Одно з фундаментальных допущений концептуального анализа состоит в том, что значения слов и других лингвистических единиц определенным образом представляют человеческий опыт взаимодействия с окружающим миром. Данный опыт в различных языках и культурах может быть
представлен по-разному, о чем свидетельствуют зафиксированные отличия в лингвистической концептуализации одних и тех же фрагментов реальности. Когнитивная концептуализация, как правило, лежит за границей
активного выбора говорящего и относится к уроню фоновых знаний, или
«культурних пресуппозиций», разделяемых членами данного лингвокультурного сообщества и принимаемых ими как данность. Доклад посвящен
анализу концепта ДОМ в украинском языке и вывявлению связанных с ним
некоторых культурных пресуппозиций.
Понятие ДОМ представлено в украинском языке с помощью нескольких основных лексем – дім, будинок, хата. В докладе рассмотрены два основных направления семантической репрезентации понятия ДОМ: (1) место, где человек «у себя» и (2) строение, а также выяснено их соотношение
с учетом многочисленных периферийных семантических признаков.
Вступительный историко-этимологический комментарий подводит
к специфике современного представления понятия ДОМ в украинском
языке. Нынешние ограничения в употреблении общеславянского domъ
стали следствием расширения функционирования давних (хата) и более
поздних (будинок) заимствований.
Перераспределения внутри семантического поля привели к формированию фрагментированной и относительно нестабильной картины, в рамках которой стойкие архетипические модели, сохраняя свое значение, не
закреплены жестко за той или иной лексемой (ср. синонимичные обозначения дома в генетическом аспекте: рідний дім и батьківська хата).
43
В то же время подобное «недооформленное» семантическое поле содержит
высокий потенциал изменчивости и, соответственно, чувствительности к
социально-культурным изменениям.
Анализ базируется на лексикографических данных (толковый, переводные и этимологические словари), материале современных текстов и результатах анкетирования.
Отдельное внимание уделено анализу производных и их семантики (наречия вдома, додому с широким спектром значений, производное от существительного хата – хатинка со значением уменьшительности и единичности, употребляющееся в современных текстах преимущественно для
иронического обозначения чрезвычайно дорогих жилищ украинских чиновников и нуворишей и др.). Рассмотрены особенности парадигмальных
связей анализируемых лексем (гиперонимы, контекстуальные синонимы
и антонимы). Включенность понятия ДОМ в культурный контекст продемонстрирована на материале коллокаций.
Современные представления о доме содержат выраженную идею защищенности, как в психологическом, так и в физическом смысле. В последнем
случае защищенность обеспечивается не только физическими характеристиками строения в его наиболее значимых частях (окна, двери, крыша,
стены): міцні стіни «крепкие стены», броньовані металевы двері «бронированные металлические двери» и надійні замки (предлагаемые в рекламних текстах), но в некоторых случаях с помощью собаки, функция которой
как стража имеет глубокие мифологические корни. Ср. известную детям
загадку маленький собачка весь дім стереже (замок) и упоминание собаки,
встречающееся в ответах студентов на вопрос «что такое настоящий дом?».
Кроме того, дом устойчиво связан с идеей возвращения (місце, де на тебе
чекають «место, где тебя ждут», де тобі завжди раді «где тебе всегда рады»),
а также семейного тепла и уюта.
В целом проанализированный материал дает основания полагать, что
понятие ДОМ в современном украинском языке концептуализируется как
идеальное пространство, где человек счастлив. Эта ценностная установка
на эвдемонизм сочетается с представлением о доме как утопии. Текстовые
примеры свидетельствуют, что наблюдатель/рассказчик, характеризуя в названных параметрах свой дом, преимущественно находится вне его, осуществляя описание с помощью «внутреннего взора». Об установке на желаемое, а не действительное свидетельствуют также обобщающие суждения,
кванторы всеобщности (завжди «всегда») и другие семантические и лингвопрагматические признаки. Одновременно ДОМ (дім, будинок, квартира,
хатинка) входит в ряд наиболее ценных объектов престижного потребления. Это новое для украинского общества представление реализуется в ре44
кламных текстах. Отсылая к идеальному миру «счастливого потребления»,
реклама относительно легко встраивается в совокупность представлений
о доме как «острове счастья».
Галина Яворська (Київ)
ЕВРОПА в украинских текстах
(особенности языковой репрезентации концепта
на фоне социокультурных изменений)
Проблема вариативности лингвистических репрезентаций одного и того же концепта нуждается в тщательных исследованиях, так же выявление
семантических различий, зависящих от особенностей лексических и синтаксических значений в различных языках (Kövecses 2005). Предметом описания в докладе является концепт ЕВРОПА в его современной украинской
«версии».
Задача состояла в анализе особенностей семантики и функционирования концепта ЕВРОПА в украинских медийных и новомедийных текстах
за 2002–2011 гг. Кроме текстовых, в докладе использованы лексикографические данные, а также результаты анкетирования студентов в виде открытого ответа на вопрос «Что такое настоящая Европа?» (о методологии см.:
Бартминский 2005).
Отсутствие в Украине сформированного политического спектра (либералы, консерваторы) приводит к затруднениям при попытках определить
политическую направленность анализируемых медийных источников. Позиции украинских евроскептиков, настаивающих на отказе от европейской
интеграции и присоеденении к интеграционным проектам, предлагаемым
РФ, до сих пор не являлись распространенными. В изданиях, выходящих на
украинском языке или имеющих украиноязычные версии, их взгляды фактически не представлены. Определенные различия, имеющие преимущественно оценочный, а не содержательный характер, прослеживаются между «провластными» и «оппозиционными» авторами и изданиями.
В качестве вербализаторов концепта рассмотрены лексема Європа и
ее производные: європейський, європеєць, європеїзація, європеїзувати(ся),
а также квазисинонимы Захід «Запад», закордон «заграница» (допускающие
интепретацию как гиперонимы), синонимы (ЄС, Європейський Союз, Євросоюз) и контекстуальные антонимы: ЄС – Росія, Європа – Азія, візантийщина.
Анализ семантики производных показывает, что культурные и общественно-политические смыслы были издавна присущи украинскому концепту Европа наряду с географическим значением.
45
Квазисинонимация Европы с «Западом» и «заграницей» в современных
текстах несет на себе от печаток устаревших, но стойких идеологических
схем. В то же время появление нового синонимического ряда (Европа – ЕС,
Европейский Союз) создает в украинском контексте когнитивный диссонанс: будучи частью Европы в географическом смысле Украина не является членом ЕС и не имеет европейкой перспективы, то есть одновременно
и принадлежит Европе и не принадлежит ей. Попытки разрешения этого
противоречия, отстаивание права на перспективу членства в ЕС определяют содержание значительной части украинского политического и повседневного дискурса на темы ЕС.
На уровне контекстуальных антонимов (оппозитов) Европа/ЕС в проанализированных текстах противопоставлена России/советскому прошлому/этнографической «шароварщине». В основе ценностной оппозици лежит противопоставление по оси времени: современность и позитивные
смыслы связаны с Европой/ЕС, а негативно оцениваемое в данном случае
прошлое – с Россией, СССР и культурными установками на этнографизм.
Будущее/прошлое выражено также в терминах движения вперед/назад: Рух
у бік Росії, на думку експерта, означає повернення назад.
Метафорическое движение Украины к цели (ЕС) имплицитно содержит вектор будущего времени. Однако пространственные метафорические следствия преобладают. Регулярно повторяющиеся утверждения типа Україні буде важко наблизитись до ЄС, несмотря на грамматическое будущее сказуемого, сфокусировано на метафорических пространственных
препятствиях, затрудняющих движение. При этом объединяющая пространственные и временные признаки идея скорости в рассмотренных
текстах не фигурирует. Нет ни стремления ускорить движение в сторону
ЕС, ни сожалений о том, что движение слишком замедлилось. Опасения
вызывают лишь возможность прекращения движения (остановки, паузы),
и изменения его направления на 180 градусов (разворот).
Анализ сочетаемости позволяет выделить два типа конструкций –
атрибутивные (характеризующие) и предикативные, преимущественно
с производными (категоризирующие). Европа выступает в современных
украинских текстах (и по результатам проведенного опроса) как эталон
качества. Однако в представлениях о «европейскости» в сравнении с прошлым и позапрошлым столетиями произошел заметный сдвиг по направлению к ценностям потребления. Европейские идеи в современных
текстах – это не философия и культура, а благосостояние и, иногда, социальная защищенность.
В последней части доклада рассмотрены контексты, в которых Европа
метафорически представлена как лицо, занимающее более высокую соци46
альную позицию сравнительно с Украиной, и соответственно, реализующее, или пытающееся реализовать механизмы властного контроля.
Алексей В. Юдин (Гент)
Концепт честь и родственные ему
в современном русском языке и в его истории
В качестве единицы сравнения в сопоставительных лингвоаксиологических исследованиях мы предлагаем выбрать не слово (значения слов
слишком лингвоспецифичны, их границы в разных языках нередко не совпадают, особенно в случае абстрактных понятий) и даже не понятие (объем и содержание понятий также во многом зависят от особенностей концептуализации мира данной культуры, закрепленной в ее языке). Сравнивать предлагается единицы более глубокого уровня, представленные рядами близких понятий, а на лексическом уровне полями семантически родственных слов и их синонимов с их дериватами, антонимами, гиперонимами и сочетаемостью. В русскоязычной науке эти глубинные единицы нередко именуют концептами, что, возможно, неудачно терминологически, но
полезно как попытка указать на инвариантное содержание, объединяющее целые понятийные ряды. Даже эти глубинные единицы, разумеется,
нередко культурноспецифичны, однако они обладают уже значительным
уровнем абстрактности, облегчающим корректное межкультурное сопоставление. Предметом непосредственного же анализа и сопоставления будут, разумеется, единицы языкового уровня: слова и их устойчивые словосочетания, а также высказывания и тексты, представляющие те или иные
дискурсы и позволяющие при возможности реконструировать дискурсивные профили соответствующих им понятий. Важным представляется также историко-диахронический анализ концептов, позволяющий, особенно
в случае родственных языков и незаимствованных слов и идей, установить
их первоначальное содержание, нередко общее для целой группы языков,
и показать разные пути его эволюции.
В докладе будут рассмотрены лексико-концептуальные поля «честь»
и (в меньшем объеме как сравнительный материал) «достоинство». Под
лексическим полем концепта (лексико-концептуальным полем) мы понимаем всю совокупность лексем, репрезентирующих определенный круг
близкородственных понятий, лексем, принадлежащих к разнымграмматическим категориям (глагол, субстантив, адъектив), но отсылающих к одной концептуальной области знания о мире. В случае концепта «Честь»
в рассмотрение входят лексемы честь, честной, почести, честолюбивый,
честолюбие и их устойчивые сочетания с учетом различных языковых
47
и дискурсивных профилей понятия «Честь» (офицерская честь, девичья
честь, честь родного университета, защита чести и достоинства…,
честь и кровь и т.п.). Важен также антонимический ряд бесчестный, бесчестность, равно как и понятийный ряд со значением лишения чести: бесчестие, обесчестить, нечестие. Этот ряд должен быть рассмотрен в сравнении с близкородственным, но все же отличающимся от него рядом честность, честный, честно, как и его антонимами нечестный, нечестность, а
также с лежащим в основе всего словообразовательного гнезда глаголом
чтить и его производными почтить (с дериватами почтение, почтенный) и почитать (с дериватами почитание, почитаемый, почитатель),
почёт, почётный. Следует рассмотреть также родственные лексемы нечестивый, нечестивец (‘не чтущий, не почитающий Бога [правильно]’), нечестиво. В рассмотрение входит, таким образом, все этимологическое гнездо
*čьstь, хотя принадлежащие к нему лексемы достаточно разошлись в значении и представляют сегодня разные, хотя и близкие, концепты.
Принятая общая схема анализа будет соответствовать Методологической инструкции, принятой в рамках исследовательской программы
EUROJOS (рассмотрение данных языковой системы, словарных дефиниций, текстов и корпусов). Единственным исключением является невозможность для нас по объективным причинам (место работы и жительства) проведения анкетных исследований. Последние могут быть проведены в будущем в сотрудничестве и соавторстве с кем-нибудь из коллег.
Рассмотрение концепта «Честь» должно быть также дополнено аналогичным анализом родственного ему и тесно с ним ассоциирующегося концепта «Достоинство» со всем его лексическим полем. Задача облегчается
тем, что синонимические ряды «Достоинства», «Гордости» и «Самолюбия»
были рассмотрены в «Новом объяснительном словаре синонимов» под ред.
Ю.Д. Апресяна. Наш анализ позволит по возможности дополнить выводы
авторов словаря.
Надзея Кахновіч (Минск)
Гонар у беларускай мове
Найбольш частотнай лексемай у канцэптасферы «honor – dignitas» для
беларускай мовы з’яўляецца гонар. Слоўнікі вылучаюць «якаснае» і «эмацыйнае» значэнні лексемы: ‘грамадска-маральная годнасць, тое, што выклікае ўсеагульную павагу’ і ‘высакамернасць, фанабэрыстасць’. З матэрыялаў анкет вынікае, што 1/3 беларусаў гонар успрымаецца як эмоцыя, пачуццё; іншымі семемамі з’ўляюцца павага (да сябе і да іншых); задавальненне (сабой або сваімі ўчынкамі, сваёй працай); самаадзнака, самаўпэўне48
насць; адказнасць. Культурны сцэнар гонару будуецца на ўяўленні пра страту гэтай якасці або, наадварот, яе захаванне. Пры гэтым канкрэтнае кантэкстуальнае значэнне лексемы гонар залежыць ад сацыяльнай ролі асобы
(супольнасці), пра якую ідзе гаворка. У адпаведнасці з найбольш значнымі
для дадзенага паняцця фасетамі: суб’ект гонару, умовы захавання / страты
гонару – можна вылучыць наступныя профілі дадзенага паняцця ў сучаснай беларускай мове: агульначалавечы, патрыятычны, прафесійны, гендэрны, шляхецкі, сямейны, рэлігійны. Першыя тры характарызуюцца мноствам разнастайных моўных рэалізацый і ўласцівыя для ўсяго разгледжанага матэрыялу (каля 150 кантэкстаў з мастацкай літаратуры XX ст., каля
200 кантэкстаў з публіцыстыкі за 2010–2011 гг., дадзеныя 117 анкет). Менш
разбудаваны, але таксама прысутны ва ўсіх жанрах сямейны профіль, што
падаецца спецыфічна беларускай рысай. Шляхецкі профіль гонару, асабліва шырока прадстаўлены ў творчасці Ў. Караткевіча, у сучаснай публіцыстыцы трансфармуецца ў афіцэрскі (вайсковы). Гендэрны (мужчынскі, жаночы/дзявочы) і найбольш архаічны рэлігійны профілі амаль не праяўленыя ў публіцыстыцы і дадзеных анкет, г. зн. знікаюць з сучаснай беларускай
мовы. Увогуле гонар катэгарызуецца беларусамі як станоўчая, неабходная
якасць чалавека; спалучэнні тыпу дурны гонар сустракаюцца вельмі рэдка
і выключна ў мастацкай літаратуры.
Jolanta Knieja (Lublin)
Językowy obraz pracy we współczesnym języku niemieckim
Celem wystąpienia jest rekonstrukcja pojęcia PRACY metodą de nicji kognitywnej, opartej na założeniach prezentowanych w pracach Jerzego Bartmińskiego. Dzięki niej można przedstawić szeroki obraz pojęcia PRACY w sieci relacji konceptualnych. W wystąpieniu zaprezentowane zostaną wyniki analiz materiału językowego pozyskanego z trzech typów źródeł: słowników języka niemieckiego, z empirycznych badań ankietowych oraz ze zróżnicowanych stylowo i gatunkowo tekstów, głównie prasowych. Na jego podstawie ustalono zespół
cech przypisywanych pracy przez użytkowników języka niemieckiego, w tym (1)
elementy bazowe, wspólne różnym dyskursom oraz (2) mające ograniczony (zazwyczaj do jednego typu dyskursu) zakres występowania.
А. Кожинова (Минск)
Концепт ТРУД в белорусскоязычной периодической печати
Современный белорусский язык предлагает для объективации концептуального понятия ТРУД две лексемы – праца и работа, однако живой ре49
чевой материал, извлеченный из периодических интернет-изданий, показывает, что в современном употреблении различие между этими лексемами все более нивелируется. Кроме того, анализ контекстов, извлеченных
из двух полностью белорусскоязычных периодических изданий, имеющих
и бумажную интернет-версию – оппозиционной газеты «Наша нiва» и провластной газеты «Звязда» – показал большую употребительность лексемы
праца по сравнению с лексемой работа; это отношение можно представить
как 4 : 1, притом, что контексты, в которых употребляется работа, практически полностью повторяют контексты более употребительной из лексем.
Как представляется, при анализе контекстов, в которых выступает лексема праца в двух указанных периодических издания, нужно обращать
внимание не только на различающиеся фрагменты, определяемые политическими идеями, но, прежде всего, на совпадающие фрагменты, сигнализирующие о ценностях, которые могут быть актуальны для всего социума, говорящего по-белорусски, об основных представлениях, то есть, о стержне
рассматриваемого концептуального понятия.
Основное различие между употреблениями лексемы праца в оппозиционном и провластном дискурсе касается оценки труда, выражаемой атрибутами лексемы праца. Общим для дискурсов обеих идеологических направленностей является представление структуры деятельности (асноўная,
дадатковая праца), ее темпоральные характеристики (папярэдняя, першая, шматгадовая, штодзенная праца, интересно, что атрибуты далейшая
и апошняя представлены только в материалах газеты «Наша нiва»), интенсивность и количество затраченных усилий (карпатлiвая, напружаная,
цяжкая праца), простейшая оценка (плённая, сумленная, эфектыўная праца), а также наличие атрибутов, актуализирующих сему ‘результат умственной деятельности, творчества’ (навуковая, навукова-даследчая, фундаментальная, ср. присутствующее только в тексте газеты «Звязда» определение
ваенна-навуковая). В обоих дискурсах представлено также определение iдэалагiчная, что объясняется влиянием общего политического контекста,
наблюдаемого в Беларуси.
Провластная газета, безусловно, представляет более широкий спектр
мелиоративной этической оценки (одобрение, удовлетворение, восторг,
восхищение), так, праца предстает в ней как адказная, велiзарная, вялiкая,
дастойная, добрасумленная, добрая, натхнённая, нястомная, тытанiчная). В то же время оппозиционная «Наша нiва» представляет, скорее,
утилитарную оценку (актыўная, практычная, вядомая, знакамiтая, дасканалая, патрэбная, паўнавартая, цiкавая), а восхищение трудом выражает, пожалуй, только прилагательное самаахвярная. Это можно объяснить
боязнью клишированных идеологических конструкций и преувеличенно50
го идеологического этетизирования труда. Даже для определения выскааплатная («Звязда») в «Нашей нiве» в качестве соответствия встречаем
умеренное нядрэнна аплачвальная, зато радикальной синтагме бясплатная
праца («Наша нiва») в газете «Звязда» в подобном контексте противостоит умеренное валанцёрская праца. И только «Звязда» представляет идиоматические сочетания (сiзiфава праца, «няпыльная» праца (последнее – явный русизм)) и переносное употребление рассматриваемого слова – ратная праца в применении к военным профессиям.
Предикатно-объектные отношения, наблюдаемые в газетном дискурсе обеих политических ориентаций, представляют труд как разворачивающийся процесс, ср. синтагмы працягнуць/працягваць працу, праводзiць
працы, займацца працай, ограниченный во времени: пачаць, распачаць,
сконьчыць, завяршыць працу. Одинаковым для провластной и оппозиционной прессы является и представление современных трудовых отношений,
которые можно представить следующей схемой: знайсцi працу, запрасiць
на працу, прынiмаць/прыняць, браць/узяць на працу, уладкавацца на працу, выйсцi/выходзiць на працу, iсцi на працу, страцiць працу. Приведенные примеры показывают, что момент принятия на работу в данном случае
важнее утраты работы. Но оппозиционный дискурс несколько модифицирует общую картину. Современная ситуация, в которой, к сожалению, имеют место преследования по политическому признаку, в том числе и на рабочем месте, нашла отражение в лексическом наполнении позиции предиката: только в оппозиционной газете встречаем большое количество лексем, связанных с потерей рабочего места и позднейшим восстановлением
на работе (не дапускаць да працы, звольнiць/звольнiцца з працы, парываць
з працай, пазбавiць працы, пакiнуць без працы, не прапанаваць працы, аднавiць на працы), а также остановкой и нарушением разворачивающегося
трудового процесса (перапынiць працу, перашкаджаць працы, спынiць працу).
Как видно из примеров, труд, будь то действие или занятие, характеризуемый атрибутом или предикативным признаком, предстает как организованный процесс, протекающий по определенным правилам, что
также находит выражение и в именных синтагмах, в которых лексема
праца выступает в качестве зависимого слова, ср. общую для провластной и оппозиционной прессы синтагму арганiзацыя працы. Труд имеет
локально-темпоральную локализацию, ср. месца працы, гадзiны працы.
Эта упорядоченность и организация достигается с приобретением опыта:
стаж працы, вопыт працы. Однако рассматриваемые именные синтагмы
демонстрируют и иной аспект представления труда – человеку интересна
деятельность не сама по себе, но в отношении к получаемому результату,
51
ср.: вынiкi працы, плён працы, прадукцыйнасць працы, эфектыўнасць працы. Результат также находит свою оценку, представляемую как аплата працы.
Интересно выглядит субъект труда, представленный в именных синтагмах, в которых праца выступает главным компонентом. Структура трудящегося социума, общего для обоих рассматриваемых изданий, выглядит следующим примечательным образом: учителя (праца настаўнiка / настаўнiцы / выкладчыкаў / педагагiчных работнiкаў), художники (праца мастакоў), милиция (праца праваахоўнай сiстэмы / праваахоўных органаў),
учреждения (праца ўстаноў), магазины (праца магазiнаў / крам / аўтакрам
/ гандлёвага прадпрыемства). Зато в представлении адресата труда очевидно обобщение, труд предназначается всему обществу, ср.: праца з людзьмi,
насельнiцтвам, са зваротамi грамадзянаў.
Итак, стержень концептуального понятия ТРУД в том его виде, в каком он представлен лексемой праца в оппозиционной газете «Наша нiва»
и государственной газете «Звязда», выглядит как нейтральное, практически лишенное какой бы то ни было оценочности, представление труда в
виде упорядоченного и организованного процесса, ограниченного в пространстве и времени, результат которого, важный для всего населения, получает определенное денежное вознаграждение.
Світлана Мартинек (Львів)
Концептосфера ПРАЦЯ в украинском языке и культуре
К концу первого десятилетия XXI века на карте лингвистических наук
обозначилась новая область – когнитивная этнолингивстика (Bartmiński
2009). Исследования культурно значимых концептов, проводимые в рамках нового подхода, предполагают использование теоретического аппарата когнитивной лингвистики, с одной стороны, и применение методологии
исследования, разработанной этнолингвистической школой (Bartmiński,
Chlebda 2008), с другой стороны.
Объектом данного исследования является концептосфера ПРАЦЯ
в украинском языке и культуре, свидетельством значимости которой является ее детализированная языковая концептуализация. Анализ данных системы украинского языка, производимый на материале лингвистических словарей различного типа (см. список литературы), позволяет установить гиперонимы данной лексемы (діяльність, процес, зусилля,
напруження, результат, функціонування и др.), синонимы, соответствующие разным значениям данной лексемы (робота, роботизна, дыло, дыльце, труд, служба, шарварок, пыдробыток, халтура, поденщина, практи52
ка; твір, витвір, утвір, робота, труд, творіння, твориво, писання, опус,
дослідження, розвідка, трактат и др.), антонимы (праця ∼ лінь // лінивство) и значительное количество словообразовательных дериватов (працевлаштований, працевлаштовувати, працевлаштовуватися, працевлаштування, працевлаштувати, працевлаштуватися, працедавець, працездатний, працездатність, працелюб, працелюбний, працелюбність, працелюбство, працемісткий, працемісткість, праценадлишковий, праценедостатній, працеощадження, працеощадний, працетерапія, працівник, працівниця, працівничок, працьовитий працьовитість, працьовито, працювати, працюватися, працюючий, відпрацьований, відпрацьований, відпрацьовувальний, відпрацьовуваний, відпрацьовування, відпрацьовувати, відпрацьовуватися, відпрацювання, відпрацювати, відпрацюватися, допрацювати, допрацюватися, недопрацьований, недопрацьовувати, недопрацювати, опрацьований, опрацьовування, опрацьовувати, опрацьовуватися,
опрацювання, опрацювати, перепрацьований, перепрацьовуваний, перепрацьовувати, перепрацьовуватися, перепрацювати, перепрацюватися, спрацьований, спрацьований, спрацьованість, спрацьованість, спрацьовування,
спрацьовувати, спрацьовуватися, спрацьо вуватися, спрацювання, спрацювати, спрацюватися, спрацюватися и др.). Особое внимание будет уделяться описанным в словарях метафорическим значениям слова праця, которые будут сверены как с текстовыми данными, так и с результатами анкетирования.
Синтагматические комплексы, в которых выступает данная лексема,
также будут описаны на материале текстов и результатах экспериментов.
Представляется, что коллокации также наилучшим образом могут быть
описано на указанном материале. Для данного исследования используется «Корпус текстів української мови». Источником пословиц послужили
два фундаментальных издания: «Українські приказки, прислівъя и таке инше». Збірники О.В. Марковича и других. Спорудив М. Номис. С.-Петербург,
1864; І. Франко «Галицько-руські народні приповідки»: В 3-х т. Львів: Видавничйи центр ЛНУ ім. Івана Франка, 2006–2007.
Кроме того, в украинской лексикографии существвуют три ассоциативных словаря, в которых представлены результаты ассоциативных экспериментов с носителями украинского языка, где стимулами выступали слова, относящитеся к данной концептосфере. Это, во-первых, «Словник асоціативних норм української мови» Н.П. Бутенко (1979), в котором подані
реакции на стимулі праця (с. 62–63) и працювати (с. 61–62). Во-вторых,
в «Словнику асоціативних означень іменників в українській мові» этого
же автора представлены реакции на стимулы заробіток, робота и робітник (с. 251–252). В «Українському асоціативному словнику» поданы реак53
ции на стимулы заробити, заробіток, заробляти, працівник, працьовитий,
працювати, працюватися, працюючий, праця, робити, робитися, робітник, робота. Планируется также провести анкетирование с респондентами – носителями украинского языка в соответствии с едиными требованиями EUROJOS.
Литература
Bartmiński, Jerzy. Aspects of cognitive ethnolinguistics. Edited by Jörg Zinken.
London, 2009.
Bartmiński Jerzy, Chlebda Wojciech. Jak badać językowo-kulturowy obraz świata
Słowian i ich sąsiadów? // Etnolingwistyka. Problemy języka i kultury.
N 20. – Lublin, 2008. – S. 11–28.
Бутенко Н.П. Словник асоціативних норм української мови. – Львів: Вища
школа, 1979.
Бутенко Н.П. Словник асоціативних означень іменників в українській мові. – Львів: Вища шк., 1989.
Великий тлумачний словник української мови / Автор, керівник проекту
і гол. редактор В.Т. Бусел. – Київ, Ірпінь: ВТФ Перун. 2001
Етимологічний словник української мови. У 7 т. / Редкол. О.С. Мельничук
(голов. ред.) та ін. – К.: Наук. думка, 1983–. Т. 4: Н–П / Уклад.: Р.В.
Болдирєв та ін.; Ред. тому: В.Т. Коломієць, В. Г. Скляренко. – 2003.
Етимологічний словник української мови. У 7 т. / Редкол. О.С. Мельничук
(голов. ред.) та ін. – К.: Наук. думка, 1983 – . Т. 5: Р–Т / Уклад.: Р.В.
Болдирєв та ін. – 2006.
Караванський С. Практичний словник синонімів української мови, близько
15 000 синонімічних рядів. – Київ: СП «Кобза», 1993.
Корпус текстів української мови. www.mova.info/corpus.aspx?l1=209.
Мартінек С.В. Український асоціативний словник: У 2 т. – Львів: Видавничий центр ЛНУ імені Івана Франка, 2007.
Повний словник антонімів української мови / Калашник В.С., Колоїз Ж.В.;
Словник фразеологічних антонімів української мови / Л.М. Полюга. – Київ: Довіра, 2006.
Повний словник антонімів української мови / Калашник В.С., Колоїз Ж.В.;
Словник фразеологічних антонімів української мови / Л.М. Полюга. – Київ: Довіра, 2006.
Полюга М.М. Словник антонімів: понад 2000 антонімічних пар. – Київ: Рад.
школа, 1987.
Словник синонімів української мови: У 2-х томах / укл. Бурячок А.А., Гнатюк
Г.М та ін. – Київ: Наукова думка, 1999.
54
Словник української мови. У 20-ти т. / Український мовно-інформаційний
фонд НАН України; за ред. В.М. Русанівського. – Київ: Наукова думка, 2010.
Словник української мови: В 11 т. – Київ: Наукова думка, 1970–1980.
Словники України on-line.lcorp.ulif.org.ua/dictua/.
Ужченко В.Д., Ужченко Д.В. Фразеологічний словник української мови.
Київ, 1998.
Фразеологічний словник української мови: у 2-х кн. / АН України; Інститут
української мови; уклад. В.М. Білоножко, В.О. Винник, І.С. Гнатюк
та ін. – Київ: Наукова думка, 1993.
Tamara Milyutina (Opole)
ТРУД как литературный концепт в художественной картине мира
повестей Валентина Распутина
Выявление семантического объема слова-имени концепта сводится
к определению «когнитивной дефиниции», иначе – поиску ответа «на вопрос о способе восприятия предмета говорящими на данном языке, т.е. о
закрепленном в обществе и доступном изучению через язык и употребление языка способе познания мира, категоризации его явлений, их характеристиках и оценках» (Бартминьский 2005: 55).
В последнее время появился целый ряд работ, посвященный анализу
художественных (литературных) концептов (Миллер 2000; Зусман 2001;
2003; Быдина 2007; Бедрикова 2009 и др.). По определению Л.В. Миллер,
это «сложное ментальное образование, принадлежащее не только индивидуальному сознанию, но и […] психоментальной сфере определенного этнокультурного сообщества».
К произведениям Валентина Распутина, которые обращены к художественному исследованию глубинных ценностей народной жизни, применимо определение «национально ориентированный текст». Повести писателя интересны и потому, что отражают наметившиеся в 70-ые годы ХХ
века тенденции к смене духовно-нравственных ориентиров в российском
обществе, отход от типа культуры с «крестьянской шкалой ценностей», который во многом определял традиционную языковую картину мира. Выявление семантического объема и структуры художественного концепта
в идиолекте писателя в сопоставлении с общеязыковым, реконструируемым на основе анализа «системных данных» (методология EUROJOS), еще
раз свидетельствует о динамическом характере ряда концептов, к которым
можно было бы отнести и концепт труд, включающий концептуальный
ряд труд – работа – дело – деятельность – занятие.
55
Piero Pasini (Venice)
e meaning of Honour in contemporary Italian
Aims. In this research I aim to describe the concept of Honour in common
contemporary Italian language considering various differences occurring due to
different cultural contexts of North, Centre and South Italy, young and old people.
It is also intended to mark the historical strati cations of the meaning of the word
Honour that still exist in contemporary Italian language.
Sources. To date the entry has been studied in main Italian dictionaries.
I made a difference between dictionaries that consider the deep and complete
meaning of the word and those that consider the common use of the word (in
spoken language and/or in written language).
Etymon. Honos: (Latin) an abstract Roman goddess related to Virtus and to
the war god Mars. e soldiers attributed to Honos the merit of their victories. It
is celebrated on May 29.
Meanings. ere are ca. 40 meanings of the word Honour. I report the most
signi cant and those that are particular of Italian cognition:
On a general level the main connections with the concept of Honour are two:
(a) the concept of Honesty
(b) the military context
1. In a wide sense it is the personal dignity as considered by other persons.
2. In a subjective point of view it is the feeling of someone’s own characteristics and qualities: dignity, honesty, loyalty, seriousness…
3. In an objective point of view it is esteem, respect, acknowledgment of an
objective value or a merit. It needs an action of homage or other outer
manifestation. Also an action of cult or veneration: 3.1 Funeral honour.
4. Charge, title…
5. Material ornamentation that confers, honour or embellishment.
6. In civil law it is analogous to the right to live, but perhaps it is today
considered less fundamental. It does not concern patrimonial issues. It
is connected to the personality of the holder and therefore is intransmissible. e remark of the personal value of honour seems to underline
the tendency to consider the honour a family data.
Italian peculiarities:
7. With reference to woman: modesty, chastity, virginity.
8. “Crime of honour”: included in Italian penal code till 1981 was strictly connected to the concept of Honour with reference to a woman. e punishment
in order to have murdered the unfaithful wife was minor of that for a normal
homicide 8.1 Defense of the honour.
56
9. Regarding the ma a context: Man of Honour, affiliated to the ma a association (especially camorra). Correspondence between HONOUR and CONSPIRACY OF SILENCE.
10. Honourable – Parliament member (Deputies Chamber).
Synonims and opposita. Dignity, respectability, honorabilty; Esteem, fame,
respect, glory / Ignominy, infamy, shame, guilt…
Modesty / Immodesty.
Virtue, privilege, satisfaction, acknowledgment, pleasure / De ance, affront,
scorn, offense.
Ornament.
Complexes. Complexes are many. For example: Patria e onore! (Homeland
and honour) – Army maxim, Onore delle armi (Honour of weapons), Fare gli
onori di casa (Do the honours of the house) – To be a good host, Questione d’onore
(Honour affair), Serata d’onore (Honour gala), Parola d’onore (Word of honour) –
Solemn oath.
Proverbs. e Dizionario dei proverbi italiani (1991) collect 32 proverbs about
Honour. A lot of that are strictly linked to Honesty: Honour in proverbs happens
to be negatively connected to shame or “immodesty”.
Inquiries. Inquiries of Italian students’ views from at least three Italian Universities. One form the North, one from the Centre, one from the South of the
country. at is because the concept under investigation changes its meaning in
different areas of Italy.
e inquiry is of an open inquiry – ASA-type, and the question asked is as
follows: “What is the essential meaning of ‘honour’ for you?”.
Universities: Università Ca Foscari, Venezia; Università La Sapienza, Roma;
Università degli Studi di Palermo.
To this rst question I would add some more precise questions: (1) “Is Honour
a fundamental value in contemporary life and in your life?”, (2) “Is Honour still
connected to the modesty and virginity of women?”, (3) “Is Honour an absolute
value or is it connected to a kind of agreement between people?”.
Newpapers. e newspaper investigation will need some explanations about:
(a) e nature of Italian journalism, (b) e concepts of “right” and “le” in
Italian politics. Browsed newspapers are 7: centre-right: “Il Giornale” (liberal),
“La Padania” (north-nationalist. racist), centre-le: “Il manifesto” (post-communist), “La Repubblica” (labour), national: “Corriere della Sera” (Milan), “Il Messaggero” (Rome), “Il Mattino” (Naples).
Results. At this very preliminary stage the meaning of honour appears to be
strictly linked to the concept of respect and honesty. It is interesting that the concept of honour is more oen considered a collective aspect rather than personal
one. Honour is related to very different contexts (homeland honour, honour as
57
Italians, professional honour, honour of a military battalion) much more than
related to personal contexts (honesty, respectability). Honour is still a very important value for soldiers, is the main aim of their own lives.
e most interesting part of the research, results of which are expected within
next months, is the inquiry about the concept of honour as modesty and virginity
for a woman and as code of silence, specially in South Italy.
Dorota Pazio-Wlazłowska (Warszawa),
Olga W. Rotmistrowa (Sankt-Petersburg)
„Dom” w aksjosferze współczesnych Rosjan
Autorki zmierzają do przedstawienia na bazie danych systemowych, tekstowych i ankietowych sposobu pojmowania pojęcia dom przez współczesnych Rosjan.
Wykorzystane dane słownikowe ujmują dom w sieci powiązań leksykalno-semantycznych na osi paradygmatycznej i syntagmatycznej. Materiał zaczerpnięto z jednojęzycznych słowników objaśniających (Словарь русского
языка в 4-х томах, red. А.П. Евгеньева, С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова,
Толковый словарь русского языка, Большой толковый словарь русского языка,
red. С.А. Кузнецов, Современный толковый словарь русского языка, red.
Т.Ф. Ефремова, Толковый словарь русского языка конца ХХ в. Языковые
изменения, red. Г.Н. Скляревская i in.), ze słowników frazeologizmów
i skrzydlatych słów (Е. Грушко, Ю. Медведев, Современные крылатые
слова и выражения, Н.Н. Кохтев, Д.Э. Розенталь, Русская фразеология,
Н.С. Ашукин, М.Г. Ашукина, Крылатые слова. Литературные цитаты.
Образные выражения i in.).
Dane tekstowe zostały zaczerpnięte z wysokonakładowej prasy reprezentującej język ogólny w wariancie obiegowym. Analizie poddano blisko 300 kontekstów wyekscerpowanych z artykułów zamieszczonych w latach 2007–2011
w dziennikach, poczynając od tytułów opiniotwórczych, a na tabloidach kończąc.
Wykorzystano m.in. artykuły publikowane w gazetach „Izvestija”, „Komsomolskaja pravda”, „Nezavisimaja gazeta”, „Vremja novostej”, „Moskovskij komsomolec”, „Rossijskaja gazeta”, „Novaja gazeta”.
Dane ankietowe pozyskano w trakcie badań prowadzonych jesienią 2011 roku w grupie stu respondentów: 50 studentów Uniwersytetu Związków Zawodowych w Sankt-Petersburgu oraz 50 studentów Państwowego Uniwersytetu Politechnicznego w Sankt-Petersburgu (odpowiednio po 50 proc. mężczyzn i kobiet w wieku 20–25 lat). Ankietowani odpowiadali na pytanie: В чем, по вашему
мнению, заключается суть понятия дом?
58
Autorki referatu starają się sprawdzić, czy tekstowy obraz domu odpowiada
temu, jaki można zrekonstruować na podstawie danych ankietowych. W jakiej
relacji pozostaje on do danych słownikowych? W jakim zakresie obraz domu jest
wewnętrznie spójny, w jakim zróżnicowany? Co decyduje o tym zróżnicowaniu?
Prowadzona w artykule analiza ma na celu wskazanie zespołu cech przypisywanych domowi przez użytkowników języka rosyjskiego oraz wydzielenie wśród
nich tych, które mają znaczenie podstawowe, a tym samym należą do wspólnej
bazy kulturowej, oraz tych, które charakteryzują jedynie określony typ danych
i przez to mają znaczenie wtórne.
Iliana Genew-Puchalewa (Katowice–Sosnowiec)
Pojęcie cześć we współczesnym języku bułgarskim
Słownikowym odpowiednikiem polskiego leksemu honor w języku bułgarskim jest leksem чест – ekwiwalent etymologiczny polskiego cześć. Na tej podstawie rozważania dotyczące pojęcia CZEŚĆ w języku bułgarskim można porównać z tymi, traktującymi o pojęciu HONOR w polszczyźnie.
Punktem wyjścia dla opisu językowego ujmowania pojęcia CZEŚĆ we współczesnej bułgarszczyźnie jest przypuszczenie, iż to pojęcie jest podstawowym elementem struktury semantycznej pewnej grupy leksemów (tzw. leksemów etycznych). Istotnym założeniem jest również to, że CZEŚĆ oznacza wartość dodatnią.
Zatem leksemy, których elementem struktury semantycznej jest pojęcie CZEŚĆ,
są leksemami wartościującymi – pozytywnie lub negatywnie (w zależności od
znaku operatora aksjologicznego).
Na podstawie danych słownikowych i ankietowych oraz intuicji badacza
przyjęto następującą eksplikację leksemu чест: ‘zespół pozytywnych cech osoby,
który determinuje jej zachowanie i jest oceniany pozytywnie przez innych’.
Analizie semantycznej poddano leksemy etyczne wchodzące w relacje paradygmatyczne bądź syntagmatyczne z чест: достойнство (godność), добро
име (dobre imię), добродетел (cnotа), етика (etyka), морал (moralność),
почтеност (uczciwość), честолюбие (ambicja), гордост (duma), позор (hańba), срам (wstyd), безчестие (niehonorowość), непочтеност (nieuczciwość),
низък (podły), подъл (nikczemny), поквара (rozkład), унижавам (poniżać) itp.
Jako bazę materiałową badania wykorzystano dzieła kanonu bułgarskiej literatury pięknej (z archiwum kartoteki leksykalnej Bułgarskiej Akademii Nauk),
współczesne teksty prasowe opublikowane w Internecie, dane słownikowe oraz
ankietę przeprowadzoną wśród studentów lologii bułgarskiej Uniwersytetu Sojskiego.
59
Стана Ристић, Ивана Лазић-Коњик (Београд)
DOM u srpskom jeziku
Културални концепт ДОМА у српском језику иће представљен у складу
са теоријским поставкама и методолошким основама Лу линске етнолингвистичке школе,према принципима и фазама рада формирања речничког
чланка наведеним у Методолошким инструкцијама (А рамович, М., Бартмињски, Ј. и др).
За ову прилику концепт ДОМА показаће се на лексикографском материјалу тезаурусног Речника ср скохрва ско књижевно и наро но језика
(РСАНУ), који, осим речничког чланка лексеме ом и чланка њеног најлижег синонима кућа, о ухвата и лексичке јединице њихових твор ених
гнезда. Тај материјал показује да у српској лингвокултури лексеме ом и кућа на вер ално-семантичком плану функционишу као синоними, међутим
разлике се јављју на когнитивном и комуникативно-прагматичком плану,
што се најопштије испољава у виду маркиране употре е лексеме ом и неутралне употре е лексеме кућа. У тезаурусној лексикографији се ове разлике
показују у различитом хијерархијском распореду њиховог основног, прототипичног значења.
Уо ичајена представа ДОМА у српском језику и култури, као и у осталим словенским језицима и културама, подразумева зграду (грађевину) /
о јекат четвртастог о лика који има зидове, врата, прозоре и кров са димњаком, намењен првенствено за становање. Постоје ипак разлике у традиционалној и савременој представи дома, као и руралној и ур аној. Оне се
у првом реду односе на физичке карактеристике, материјал од којег је изграђен ( лато, дрво, камен/ етон, цигла) и спољашњи изглед (висина, спратност, величина), док су промене у друштвеним и културалним вредностима мање изражене (условљене променама у структури породичне заједнице) (исп. Бартмињски 2011: 238–240, нап. 20 и 21). Тако и традиционалној
и савременој руралној представи дома, с просторно-физичког аспекта, више одговарао назив кућа, а савременој ур аној назив с ан (з ра а).
Поред устаљених физичких карактеристика представа ДОМА о ухвата
и одређене емоционалне и аксиолошке карактеристике. На тај начин се концепт ДОМА структурира као вишедимензионална категорија која укључује
различите параметре: физички, друштвени, функционални, емоционални,
вредносни (исп. Бартмињски 2011: 222–224).
У српском језику улогу вишег категоријалног појма, хиперонима за појам ДОМ има неколико лексема, распоређених према „принципу нај лижег
нивоа хијерархије” (Бартмињски 2011: 113): кућа, з ра а, рађевина, ( рађеБартмињски, Јежи (2011). Језик – слика – свет: Етнолингвистичке студије. Београд.
60
вински) о јека . Може се, међутим говорити и о значају хијерархизације
хипонимних назива унутар самог концептуалног поља и надређености једних појмова у односу на друге. Тако се, у српском језику, у истој хијерархијској равни налазе називи кућа, ом и с ан и имају надређену улогу у односу
на остале хипонимне називе. Тешко је у потпуности разликовати значења
ове три лексеме, удући да се разлике не заснивају толико на језичким, колико на ванјезичким факторима и тичу се пре свега разлика у карактеристикама самих стам ених о јеката.
Тако ом у стандардном језику (према РСАНУ) има значење „кућа као
место где човек живи са својом породицом” (прво значење у РСАНУ). Иако је осо ина дескриптивне лексикографије да значења речи наводи у виду
таксономски и хијерархијски рашчлањених дефиниција с ограничавањем
на нужне и довољне елементе, што по правилу смањује степен њихове информативности (исп. Бартмињски 2011: 222), у првом значењу наведеном у
РСАНУ (а има их укупно 7 са издвојеним подзначењима) спојено су представљене семе физичког о јекта („зграда”), и емоционално-друштвене димензије („породица”) што је у складу са уо ичајеним начином концептуализације овог појма у српском језику. Једна од основних разлика у значењу
лексема ом и кућа се управо односи на друштвену димензију. Док појам
ДОМА у уо ичајеној, свакодневој концептуализацији о ухвата дати параметар, за појам КУЋЕ је он од секундарног значаја. У примарној интерпретацији кућа се доживљава као „зграда” тј. грађевински о јекат са функцијом
„за становање”, што је јасно истакнуто у дефиницији у РСАНУ „грађевински о јекти, зграда за пре ивање, становање или какву друштвену потре у”;
тек секундарно као „породица”. Овакво тумачење потврђује и устаљеност
колокација типа ку и и / ро а и кућу, изнајми и кућу, за разлику од
нереализованих, па и немогућих колокација *ку и и ом, * ро а и ом,
*изнајми и ом.
У систему инарних опозиција које се могу свести на основну „позитивно – негативно”, у српској културалној парадигми ДОМ и припадао низу са
изразито позитивним предзнаком, у коме се као идентификационе осо ине
јављују елементи „свој” и „живот” из основних инарних опозиција „свој –
туђи” и „живот – смрт” (вечни ом „гро ; смрт” и нар. пословица Данас
у ом, а су ра у ро „није далеко до смрти (каже у разговору стар човек)”.
Будући да функционише као универзални културални концепт („о щекультурные” концепты, Алефиренко 2011: 32) и као древни, азични ментални појам, који је у вези са основном људском егзистенцијалном ситуацијом – постојањем, животом, појам ДОМА утиче на начин концептуализаАлефиренко, Н.Ф. (2011). Лингвокультуральная природа ментальности. Язык. Словесность. Культура. 1: 20–39.
61
ције и категоризације света заснован на принципима просторних односа,
пре свега на појму ГРАНИЦЕ као суштинском појму (у опозицији „унутрашњост – спољашњост” у својству граничника јављају се праг и врата).
Отуда овај појам има централно место не само у свакодневном животу него
и у о редима (ритуалима), нарочито у тзв. о редима прелаза и иницијације,
у којима функционише као сим ол „свог”, пријатељског, људског (у односу
на оно што је изван и сим олише „туђе”, непријатељско, демонско) (исп.
Павловић 2004: 36–37). На то указује и порекло самог назива: изразито стара реч индоевропског, општесловенског прасловенског карактера (уп. лит.
dimstís ‘dvorište, dobro’, sanskr. damas ‘gradnja, kuća’, gr. δόμος, δομή ‘gradnja’
(Skok: dom) , лат. domus ‘дом’ итд.), која је твор ено немотивисана и улази
у основни, најужи лексички фонд српског (и других словенских) језика.
Лексема ом има у стандардном српском језику и следећа значења: (1)
„домаће огњиште, породица, породична заједница” (ро ни ом, заснива и
свој ом); (2) „станиште, пре ивалиште (животиња)” (курјак нема ома); (3)
„фиг. родни крај, постој ина, отаџ ина”; (4) „кућа, зграда уопште” (зи аи ом, фаса а на ому); (5) „зграда у којој је смештена нека друштвена
установа” ( ом кул уре, ом росве них ра ника, ом наро но з равља,
ом с араца, ечији ом, инвали ски ом, ра нички ом и др.) или црквена
установа ( ож(и)ји ( ос о њи) ом „црква, храм”); (6) „род, племе; породица, лоза” (у ари и емеље сво а ома, и и ро ом о нечије вла алачко
ома, и и о нечијим вла ајућим омом, иско а и ом „уништити, истре ити породицу, лозу”); затим специјална значења: (7) „у дечјим играма
место где играч стоји на почетку игре и одакле почиње да чини оно што игра
захтева” (с а и сваки у свој ом); (8) „пол. једно oд тела из којих се, у већини држава, састоји народно представништво” (се нице о а ва ома, ре с авниш во о ељено на више омова, ску ш ина о је но ома, орњи
ом/кућа, ос о ски ом, ом лор ова, ом ма на а, оњи ом, наро ни ом,
ре с авнички ом, виша кућа, кућа великаша, кућа лор ова; оња (нижа)
кућа „народна скупштина, парламенат”); (9) „маш. део парног простора на
највишем месту парног котла, одакле се одводи пара”; као и низ покрајинских значења: (10) „део куће где станује домаћин са породицом, стан”; (11)
„кућа са окућницом”; (12) „породица у коју се девојка (одн. жена) уда”; (13)
„породица у којој девојка живи пре него што се уда”; (14) „до ра, угледна,
племенита породица” (ожени и се о ома).
Павловић, Тања (2004). Живот и смрт у језику и култури. Београд.
Skok, Petar (1971). Etimologijski rječnik hrvatskoga ili srpskoga jezika, Knjiga prva. Zagreb.
62
Елена Руденко (Минск)
Когнитивная дефиниция концепта СВОБОДА
(по данным белорусского языка)
В современном белорусском языке понятие «свобода» номинируется лексемами свабода, воля, вольнасць. Бел. свабода имеет максимально
обобщенное значение ‘возможность осуществления человеком своих целей и стремлений на основе познания законов развития природы и общества’, однако, судя по данным картотеки Тлумачальнага слоўнiка беларускай мовы, наиболее часто употребляется в «политических» значениях: ‘государственная независимость, суверенитет’, ‘возможность беспрепятственно действовать в какой-л. области’. Свобода, воля – изначально
крестьянский идеал, который в бел. свабода позже трансформировался в
идеал политический, революционный, возникший под влиянием русскоязычной литературы. Тлумачальным слоўнiкам беларускай мовы не фиксируется для бел. свабода значение ‘состояние того, кто не находится в заключении, в неволе’, но бел. воля употребляется в этом значении свободно.
Для бел. свабода возможно употребление и в «приватных» значениях:
‘личная независимость, самостоятельность’. Бел. воля с семантикой ‘свобода, независимость’ (противоположн. няволя) употребляется и применительно к обществу, и применительно к индивиду.
Свабода может пониматься и как ‘отсутствие преград, затворов,воля,
простор’, т.е. ассоциироваться с неограниченным, доступным пространством, причем такая свобода может приписываться не только человеку, но
и живой и неживой природе. «Белорусская» свобода может даваться и отниматься извне. Все сказанное выше о бел. свабода полностью применимо
и к бел. воля.
Свобода для белоруса – это нечто ценное и, как все ценное, антропоморфизируется: Няма гэткiх путаў, Якiмi закулi свабоду – М. Танк; свабода к вам стукае ў дом – Колас; не задушыць свабоды; свабода прыйшла; шчыт для свабоды. В целом такие контексты малотипичны для
предикатно-аргументной структуры обозначений понятия «свобода» в силу его непредметного характера. Свобода – или концепт состояния, или
признаковый концепт, например, ее можна переживать как чувство: прага
да свабоды, адчуванне свабоды, пачуццё свабоды.
В белорусском языке имеется префиксальный дериват от воля – вольнасць, употребительный и в значении ‘свобода (социальная), независимость’,
и в значении ‘независимость (личная), неограниченность в действиях и поступках’.
Концепт «свобода» включает в себя и такое понятие, как «независимость», которое в белорусском языке обозначается лексемой незалежна63
сць. По данным картотеки Тлумачальнага слоўнiка, в белорусском языке
чаще реализуются словосочетания типа незалежнасць дзяржаўная, нациянальная, краiны и под.).
Подводя итоги, можно сказать, что для носителя современного белорусского языка концепт «свобода» означает:
– государственную независимость. В этом значении в публицистике, помимо слова свабода, часто выступает лексема незалежнасць, в печати
и современных художественных текстах – воля;
– демократические и гражданские свободы. В средствах массовой информации используется много устойчивых сочетаний и речевых штампов со словом свабода: дэмакратычныя свабоды, свабода друку, гандлю и под. Само слово свабода (свабодны) в этом значении в обыденной
речи часто имеет иронический оттенок и противопоставляется порядку, дисциплине и законности (зараз у нас свабода; свабоднае выхаванне
и под.), т.е. понятие свободы переосмыслилось весьма специфическим
образом;
– личную свободу как состояние. В этом значении употребляются оба
слова – свабода и воля, но чаще воля;
– простор, отсутствие преград – на современном этапе развития белорусского языка обозначается преимущественно словом воля.
В качестве устойчивых сочетаний словарями приводятся дэмакратычныя свабоды, свабода веравызнання, даць свабоду, даць волю, даць волю рукам, вольнаму воля, вольная воля.
Языковая картина мира белоруса, конкретный профиль того или иного
стереотипа (концепта) зависит от многих факторов:
– характер билингвизма (в Беларуси два государственных языка – белорусский и русский): он может быть разным даже при преимущественной распространенности смешанного асимметричного типа;
– язык представления – русский или белорусский – и его территориальная и/или социальная разновидность;
– социальное положение, пол, возраст, образование и под. носителей.
В текстах публицистического стиля свобода трактуется в первую очередь как социальное понятие. Бел. свабода понимается в первую очередь
как ‘отсутствие политического и экономического гнета, отсутствие стеснений, ограничений в общественно-политической жизни и деятельности
какого-либо класса или общества в целом’. Способ профилирования концепта «свобода» в прессе Беларуси зависит не от языка, а от общей ориентации издания: преимущественно русскоязычная «Советская Белоруссия»
64
и белорусскоязычная «Звязда» имеют сходные характеристики, в частности, именно здесь в связи с концептом «свобода» активно развивается тема
Великой Отечественной войны и реализуется значение ‘свобода передвижения’ в статьях об инвалидах.
Трактовка свободы в белорусскоязычной «Нашай ніве» отличается от
двух предыдущих газет. Здесь гораздо выше процент материалов, где свобода понимается как социальный феномен (56%), и половина их сообщает об отсутствии или недостаточной реализации социальных прав и свобод. Отобранные контексты ориентированы на критическое, негативное
представление концепта. Преимущественное внимание к отрицательному,
к недостаткам в реализации социальных свобод обусловило тот факт, что
очень многие из отобранных контекстов посвящены внутренней жизни
страны (90%). Только в «Нашай ніве» встречается фразема акадэмічныя свабоды.
Специфика в трактовке свободы белорусскоязычной «Нашай нівай» заключается также в активном употреблении слова воля ‘свобода’ в противовес «Советской Белоруссии» и «Звяздзе». По-видимому, это объясняется тем, что белорусский язык «Звязды», в отличие от языка «Нашай нівы»,
результат длительной русификации. Кроме того, язык «Советской Белоруссии» и «Звязды» отражает результаты влияния советского дискурса, где воля была синонимом анархии, а следовательно, мало употреблялась в качестве синонима «официозной» свободе.
Josef Schovanec (Paris)
We and the others: Slavic travelers in the East and Europe’s
spiritual quest, 1850–1960
Great travelers are usually considered part of remote history (Marco Polo,
Ibn Batuta) or belong to the founding myths of colonialism. e case of Slavic
travelers is less known, for they were not part, at least directly, of the main political
game and power struggles. eir human adventures hence should be understood
in the framework of science and research probably more than those of their West-European counterparts.
Further to a long-range and broader study on the spiritual experiences related
to travelers and cultural change, my research proposal will deal with the speci c
case of Slavic travelers during the peak of European in uence on the rest of the
world, that is to say approximately between 1850 and 1960, when the colonial rule
broke apart. Due to linguistic reasons, I will mainly focus on Czech sources, and
those translated in German.
65
First, I will show how interest in religion fueled the process of discovery of
far away lands. I will exemplify the more theoretical re ection with case-studies,
such as the one of Alois Musil. e issue of the felt exhaustion of European spiritualities versus the perceived vitality of Eastern religions will be investigated, and
compared to the situation in Western Europe and European Jews.
Next, the opposite process will also be discussed: discovery and direct confrontation with otherness can also be the source and not the consequence of spiritual discovery. People like Geza Vcelicka will be quoted. is “reversed” mechanism oen leads to less conformist forms of religion. Again, the re ection shall
not unfold without a dialogue with the West-European new religions and spiritualities linked to travel, which reached a highpoint at roughly the same period.
И.А. Седакова (Москва)
Смена ценностных парадигм в России
зимой 2011–2012 гг.: О ‘честности’
Ценности, как известно, «живут», трансформируются во времени
и пространстве, и темпы и характер их изменений зависят от многих обстоятельств. Зима 2011–2012 гг. в России явила всему миру пример кардинальной и очень быстрой смены парадигмы ценностей. Для нас, лингвистов
и гуманитариев, подобный «переворот» дает бесценный материал более
глубокого понимания природы аксиологии и способов ее отражения в языке. Тем более, что в нынешней ситуации ценности оказались максимально
эксплицированными и вербализованными. Начиная с 4 декабря 2011 года в Москве и других городах России после взрыва недовольства «нечестными выборами» в Парламент состоялись митинги, шествия, автопробеги
и другие акции, на которых активно использовались разного рода плакаты – словесные лозунги, карикатуры и пр., с отчетливым аксиологическим
содержанием. В Интернете и разного рода СМИ, как оппозиционных, так
и проправительственных, также уточнялась иерархия ценностей в современном общественно-политическом дискурсе. Именно на этих материалах
и на впечатлениях (как собственных, так и моих коллег) от восьми акций
«За честные выборы», проходивших в Москве в период с 4 декабря 2011
года по 15 сентября 2012 года, и строится этот доклад.
Ключевым ценностным концептом, который анализируется в докладе,
является атрибут честный во всех его сложных синонимических и антонимических отношениях, а также с учетом дериватов, вхождения в комплексы
и фраземы согласно методике EUROJOS. Спецификой данной работы по
сравнению с другими исследованиями в рамках проекта EUROJOS следует
66
считать особое внимание к роли концепта-ценности в процессах лингвистической креативности и языковой игры, охвативших оппозиционно настроенных людей в России.
Отметим, что не только честный (честность, честно) как гражданская
и общечеловеческая ценность стало важнейшим понятием для политизированной части социума этой зимой. Сразу же после выборов в Парламент
4 декабря обычно эгоцентрически настроенные горожане, рассуждающие
об успехе, любви, путешествиях, финансовых и прочих индицидуальных
ценностях, вдруг обратились к социально и политически значимым событиям и стали давать оценку им, а не течению своей личной жизни. В России действительно родилось гражданское общество, а в иерархии ценностей совершилась революция: вместо Я (во многом навязанного рекламой
и политикой консумеризма) зазвучало МЫ («Мы народ, нам решать», «Мы
требуем честных выборов», «Нас обманули»); темы единства и единения
«своих», легитимности власти, фальсификации выборов и многие другие
вышли на передний план. Слова-концепты, которые долгое время звучали
только в демагогических целях из уст политических деятелей (народ, родина, свобода, демократия и др.) и были на периферии повседневного дискурса, стали обязательными (некоторые даже говорят о моде) в коммуникации самых разных людей. Наглядным свидетельством осознания поруганных властью общечеловеческих ценностей стал плакат с перечнем ценностных концептов: «Любовь», «Уважение», «Знание», «Доверие», «Свобода», «Совесть», «Родина», «Красота», «Честность» и др. Эти слова на плакате
перечеркнуты и по ним крупными буквами написано ПУТИН (см. иллюстрацию). Таким образом, именно с властью (выразителем которой и стал
премьер-министр, теперь уже избранный президент) ассоциируется у общества дискредитация базовых ценностей, и прежде всего честности.
Толчком для такой трансформации в системе оценок и их экспликации
следует считать классическую ситуацию – отсутствие ценности или ее подмену (А. Маслоу, Е. Бартминьский и др.), негатив генерировал позитив.
Ложь и фальсификации в ходе кампании стали основанием для призыва
к «честным выборам», что и дало название всему оппозиционному движению «несогласных» (так, партия «Единая Россия» с легкой руки блогера А. Навального стала именоваться «Партией жуликов и воров», сокращенно ПЖиВ). После фальсификации результатов выборов тема нечестности (воровства, лжи и обмана) зазвучала со всей мощью и во всем языковом разнообразии: вместо «Выборы» на плакатах и листовках стали писать «ВыВоры», «У меня украли голос», появились призывы «Не врать, не
воровать!» и др. Система антонимов, противостоящих честности и честному, поражает богатством и своей разветвленностью: обман, ложь, фаль67
Рис. 1. Фото Марии Ахметовой. Москва, 5 марта 2012.
сификация, неправда, мошенничество, воровство, жульничество, подлог,
фальшь, фейк и др. Отдельный ряд квазисинонимов для нечестного появился благодаря тому, что Центризбирком возглавил человек по фамилии Чуров (а эта фамилии образована от корня, который имеет в русском
языке богатые аллюзии, в том числе и мифологические, о чем писал Н.И.
Толстой, ср. Чур меня!). Кроме того, при подсчете голосов появилась цифра 146%, а в диалоге с президентом Д. Медведевым, который назвал Чурова «волшебником» (вследствие высоких результатов «правящей партии»),
председатель ЦИКа ответил: «Я не волшебник, я только учусь». Мотивы
волшебства, чародейства («чУродейства»), циркового (= ЦИК) искусства,
наперстничества, аттракционов (каруселей) и пр. оказались важнейшими
коррелятами-антонимами честности. Интересный креативный языковой
ход в развитии этой темы дали воздушные шарики – артефакты, которые
использовались на митингах; отсюда лозунги, написанные на них «Меня
надули», «Еще немного, и я лопну» и др.
Честный в ходе событий политических событий этой зимы стало синонимом чистого (В.В. Путин заявил, что его победа была чистой) и прозрачного (ср. прозрачные урны для голосования). В результате маркированности прилагательного чистый появились новые призывы: вместо движе-
68
ния «За честные выборы!» некоторые оппозиционеры предлагают начать
новое – «За чистые руки». С честностью коррелируют правда и истина,
в том числе и у сторонников В.В. Путина, которые называют оппозиционеров «лютыми врагами Истины».
В докладе будет подробно рассматриваться семантика и прагматика
корня чест-, которая делает возможным выстраивание столь сложных антонимических и синонимических рядов. Особое внимание будет уделено
фраземам, комплексам и цитатам из поэзии, в которые входят честный
и его однокоренные.
Zuzanna Bułat-Silva (Wrocław)
Portugalski DOM – badanie korpusowe
Referat będzie poświęcony pojęciu DOMU w języku portugalskim i będzie
kontynuować badanie tego pojęcia rozpoczęte dwa lata temu w tekście Portugalski dom, uma casa portuguesa (Bułat Silva, w druku), w którym opisano językowy obraz (Bartmiński 2009; Bartmiński, Chlebda 2008) tego pojęcia wynikający ze słowników języka portugalskiego. Tutaj zbadany zostanie DOM, casa, w dostępnym on-line korpusie języka portugalskiego (www.clul.ul.pt/en/
resources). Wnioski wyciągnięte z tego badania posłużą do doprecyzowania
de nicji NSM (Wierzbicka 1996), sformułowanej w trakcie badania leksykogracznego.
Bibliogra a
Bartmiński Jerzy, 2009, Aspects of Cognitive Ethnolinguistics, London.
Bartmiński Jerzy, Chlebda Wojciech, 2008, Jak badać językowo-kulturowy obraz
świata Słowian i ich sąsiadów?, „Etnolingwistyka” 20, s. 11–27.
Bułat Silva Zuzanna (w druku), Portugalski dom, uma casa portuguesa, Lublin.
Wierzbicka Anna, 1996, Semantics. Primes and Universals, Oxford.
Elżbieta Skibińska (Wrocław)
Dom à la française: obraz potoczny a obraz słownikowy
De nicje słownikowe słowa maison (‘dom’) pokazują jego wieloznaczność
i wielość jego skonwencjonalizowanych użyć (m.in. ‘budynek służący jako mieszkanie człowieka’, ‘zespół osób mieszkających razem’, ‘przedsiębiorstwo, instytucja’, ‘zespół cech właściwych wytworom materialnym i niematerialnym danego
przedsiębiorstwa/instytucji’). Wyniki ankiet przeprowadzonych wśród studentów trzech francuskich uniwersytetów, dotyczących ich widzenia domu, pokazują obraz bardzo zawężony w stosunku do informacji słownikowych. W referacie
69
zestawiam oba obrazy domu: słownikowy i potoczny (w świadomości dwudziestolatków).
Martyna Sońta (Wrocław)
Obraz pracy i bezrobocia w języku mileuristas
Problem kryzysu ekonomicznego w Hiszpanii i związanego z nim bezrobocia,
zwłaszcza wśród młodych ludzi, jest w ciągu ostatnich kilku lat tematem z pierwszych stron hiszpańskich gazet. Analiza językoznawcza nawiązuje do społecznego
zjawiska mileurismo (od mil + euros, czyli tysiąc euro). Pojęcie funkcjonuje od roku 2005, wyodrębniając w Hiszpanii nową grupę społeczną, tzw. mileuristas. Na
bazie sklasy kowanych w analizie terminów wykazuje się, czym jest mileurismo,
kto to jest mileurista i jak kształtuje się jego obraz świata, oparty na pojęciach
związanych z pracą: bezrobocie, wynagrodzenie, rozwój zawodowy, poczucie wypalenia i frustracji, a także nawiązujących do kariery zawodowej pojęć rodziny,
domu oraz przyszłości.
Analiza wyników odbywa się w odniesieniu do tła społecznego Hiszpanii: sytuacji ekonomicznej młodych Hiszpanów oraz ich wizji przyszłości. Istotne dla
wniosków jest również udowodnienie rozłączności pojęć pracy oraz kariery zawodowej.
Analiza została zrealizowana na korpusie złożonym z fragmentów postów zamieszczonych na forach internetowych, będących niezależnymi dialogami młodych Hiszpanów z kręgu mileuristas lub komentarzami do artykułów prasowych,
w których porusza się problem bezrobocia czy skrajnie niskich płac dla młodych
pracowników. Badanie wykazuje, że pojęcia, które funkcjonują w językowym obrazie świata mileuristas są wyznacznikami wizji życia postrzeganego przez pryzmat pracy oraz bezrobocia. Wyniki analizy są poparciem tezy, że praca najczęściej kojarzy się z kryzysem.
Marija Stefanović (Novi Sad)
„Rab” v sovremennom serbskom jazyke
В настоящий момент ра ота над рефератом началась, и здесь приводим
только прелиминарные замечания. Лексема «рад» (со значением ру ) в современном сер ском языке, по данным Словаря сер охорватского литературного языка Матицы сер ской (РМС) выступает в пяти значениях, из
которых первое – «сознательная деятельность, которая совершается с целью достижения полезного результата». Остальные значения являются лио конкретизацией первого значения, ли о указывают на процесс или конкретные результаты труда (например, научни ра , књижевни ра , с ручни
70
ра и т.п.). Ра также является термином в физике. Слово ра выступает
в коллокациях ерза ра а, вишак ра а, минули ра , о ре ни ра , рину ни
ра , рисилни ра , ра на арче (кома ), физиоло ија ра а (РМС), из которых вишак ра а, о ре ни ра , ра на арче (кома ) являются терминами
экономии, а физиоло ия ра а – названием науки. В словаре не упоминаются
частотные коллокации физички ра , ин елек уални ра которые о означают самую о щую классификацию человеческого труда.
В зависимости от конкретного значения, в качестве синонимов выступают слова осао, еловање, ела нос , ак ивнос ; роизво , воревина,
ело, резул а , учинак и т.п. (Ћосић и др. 2008). Слово осао (ра ота) используется как синоним для первого значения (РМС), но имеет и дополнительные значения.
В словарях фразеологизмов (Мatešić 1982; Menac, Frink-Arsovski, Venturin 2003) не находим примеров для лексемы ра , но ключевое слово осао (синоним) появляется в олее тридцати фразеологизмов. Не все из них
в одинаковой мере соотносительны с понятием ру , так что предметом
анализа удут только релевантные для нашего исследования, например: аци и се на осао, ос о ски осао, има и осла реко лаве и т.д.
В Пословицах сер ского народа Вука Караджича находим пословицы
в которых ключевыми словами являются ли о синонимы, ли о глагол раи и или его синонимы ( ела и, врши и и т.п.), но значение всего выражения несомненно относится к оценке труда и людей, которые его совершают (например, Нема јела ез ела; Ко а није на елу, нема му ела; Ваља
за е и, а за ева и. Без ру а не може се ниш а учини и; Ко ра и, Бо
не рани; Ко се не мучи у мла ос и, куку му у с арос и; Ласно је овори и,
ал’ је ешко вори и; Мало есје и, ал’ мно о вори; Боље је с амећу не о
са сна ом (ра и и); Боља је је на размишљена не о с о ина учињенијех).
Кажется, что в народном сознании, выраженном в пословицах, уважается
начало нео ходимости физического труда, но высоко оценивается и ум.
Слова ра ник, ра ница являются дериватами и о означают ра очих, но,
судя по данным Ассоциативного словаря сер ского языка (АРСЈ), эти понятия чаще всего в последнее время связываются с людьми, которые совершают физический труд (в период социализма все, у которых ыла ра ота,
назывались ра очими).
В лижайшее время со ираемся исследовать корпус газетных текстов
современной сер ской печати, а также провести анкету среди студентов
Новисадского университета, используя предложенный вопрос о сущности
понятия ру . В дополнительной части анкеты планируем сформулировать вопрос о том, что является лучшим примером труда: физическая ра ота,
интеллектуальная ра ота, художественная деятельность и т.п.
71
Словари и с орники
Aсоција ивни речник ср ско а језика / Предраг Пипер, Рајна Драгићевић,
Марија Стефановић. Београд: Београдска књига, Служ ени лист
СЦГ, Филолошки факултет у Београду, 2005.
Речник синонима / Павле Ћосић и сарадници. Београд: Корнет, 2008.
Речник ср скохрва ско а књижевно језика / Матица српска. Нови Сад,
1973.
Ср ске наро не ословице / Вук Стефановић Караџић. Српске народне пословице. Београд: Просвета, Нолит, 1987.
Frazeološki rječnik hrvatskoga ili srpskog jezika / Josip Matešić. Zagreb: Školska
knjiga, 1982.
Hrvatski frazeološki rječnik / Antica Menac, Željka Frink-Arsovski, Radomir Venturin. Zagreb: Naklada Ljevak, 2003.
Jolanta Szymańska, Przemysław Wilk (Opole)
Obrazy EUROPY w brytyjskim dyskursie prasowym
Analiza przedstawiona w referacie miała na celu zbadanie wizerunku Europy,
przejawiającego się w brytyjskim dyskursie prasowym. Dzienniki, na podstawie
których skompilowano korpusy tekstów stanowiące bazę analityczną, to liberalny
„Guardian” oraz konserwatywny „Daily Telegraph”. Ich wybór, jak również dobór ramy czasowej korpusów, nie jest przypadkowy – pozwolił na ideologiczne
oraz światopoglądowe zrównoważenie materiału badawczego. Stanowią go artykuły prasowe opublikowane na łamach obu dzienników pomiędzy 1 V 2004, czyli
datą największego rozszerzenia Unii Europejskiej, a 31 XII 2009, datą ostatniego rozszerzenia Unii. Podstawowym kryterium doboru materiału badawczego
było słowo-klucz, tj. EU, co pozwoliło na uwzględnienie słów Europe oraz European. Wybrano jedynie te artykuły, w których słowo-klucz pojawiło się wyłącznie w nagłówkach. Wstępne wnioski płynące z badania sformułowano w oparciu
o ilościową analizę korpusową. Podsumowując ogólnie wyniki naszej obserwacji,
należy podkreślić, iż „Guardian” wykreował korpus liczący ponad 900 tys. słów,
podczas gdy „Daily Telegraph” – jedynie 550 tys. słów. W kontekście ilustracji
liczbowej, stanowi to ideologiczną daną interpretacyjną – „Daily Telegraph”, jako
dziennik prawicujący, znacząco mniej przestrzeni poświęca zagadnieniom związanym z Europą i Unią Europejską. Ponadto, jeśli chodzi o implikowane znaczenia leksemów Europe i European w kolokacjach, związkach znaczeniowych i relacjach znaczeń, w analizie liczbowej dominują związki z przyimkami kodującymi
zawieranie, co implikuje wizerunek Europy w kontekście metafory pojemnika.
Związki z przymiotnikami wschodnia i zachodnia sugerują natomiast istnienie
72
wyraźnych wewnętrznych podziałów. Co więcej, znaczna przewaga wskazań na
wschodnia, a zatem znacznie większe nasycenie tekstu przymiotnikiem wschodnia” w obu korpusach może, naszym zdaniem, wskazywać na istnienie antagonizmów inicjowanych przez poszczególne głosy ideologiczne artykułowane w tekstach objętych niniejszym badaniem. Wstępne wnioski płynące z analizy ilościowej obu korpusów należy w kolejnym etapie zwery kować w oparciu o szczegółową kontekstową analizę jakościową, zarówno w warstwie dosłownej, jak i metaforycznej tekstu.
Hanna Popowska-Taborska,
Nicole Dołowy-Rybińska (Warszawa)
Językowy obraz świata a normalizowane współcześnie języki mniejszościowe
(kaszubski i bretoński)
Języki mniejszościowe były jeszcze do niedawna bardzo silnie związane ze
sposobem życia używających je społeczności, ich pracy, obrzędów i zwyczajów.
Były to języki oralne, mające wiele odmian dialektalnych. Wraz z następującymi
w XX wieku zmianami: rozwojem kolei, urbanizacją i emigracją, pojawieniem się
masowych mediów oraz powszechnego systemu edukacji, wiele z języków mniejszościowych zostało zepchniętych na margines życia społecznego i zaczęło zanikać. Ostatnie dekady XX wieku przyniosły jednak zmianę postawy w stosunku
do tych języków. Obecnie wiele z nich jest nauczanych w szkołach, funkcjonują
w mediach, można się nimi posługiwać w urzędach i sądach. To z kolei wymogło konieczność stworzenia zarówno pisanego, jak i mówionego języka literackiego, identycznego dla każdego przedstawiciela mniejszości. Tym samym języki
mniejszościowe zostały oderwane od tradycyjnej sfery użycia. Proces normalizacji języków mniejszościowych ma wiele przejawów, które zostaną omówione na
przykładach z języka kaszubskiego i bretońskiego. Zjawiska takie, jak wprowadzanie do języków nowych słów, które nie wynikają ze zmian społecznych, a są
partykularnym wyborem komisji językowych, pury kacja języków mniejszościowych służąca odróżnieniu ich od języka dominującego czy konieczność tworzenia neologizmów w odniesieniu do zjawisk ze świata współczesnego sprawiają, że
języki te przestają być dobrym materiałem do badania językowego obrazu świata
mniejszości.
С.М. Толстая (Москва)
Русская ЧЕСТЬ и польский HONOR
Концепт ЧЕСТЬ имеет две стороны – «внешнюю» (почитание, уважение и далее – почет, почести, знаки уважения, награда) и «внутреннюю»
73
(высокие моральные качества, моральный кодекс). В русском языке оба
типа понятий выражаются словом честь и его дериватами). Ср., с одной стороны, оказать честь (уважение), а с другой – задеть (оскорбить)
чью-нибудь честь (моральные принципы). При этом происходит резкое
сужение «внутренней» семантики наиболее частотных дериватов слова
честь, прежде всего прилагательного честный, которое в современном
языке имеет значение ‘правдивый, лишенный обмана’, что свидетельствует
о значимости ПРАВДЫ в системе моральных ценностей.
В польском языке сфера значений слова cześć уже, чем у русской чести,
поскольку часть смыслов, прежде всего относившихся к «внутренней» чести, перешла к латинскому заимствованию honor. Однако польские слова
cześć и honor не распределились строго по линии «внешняя – внутренняя»
честь, а оба остались многозначными, хотя и в разной степени и применительно к разным контекстам.
Общей для обоих языков является историческая тенденция к выражению «внутренней» семантики слов честь и honor, отражающая актуальное для культуры нового времени внимание к внутреннему миру человека,
к свойствам его личности. Вместе с тем, эти новые значения раскрывают
аксиологическое содержание и мотивы исконных значений чести и honora
как формы «внешнего», общественного признания, уважения и почитания.
Irena Vaňková (Praha)
Domov: význam českého klíčového slova v perspektivě jeho derivátů
Referát naváže na příspěvek přednesený na konferenci EUROJOS konané
v Lublinu v roce 2010 (a na studii odevzdanou redakci časopisu „Etnolingwistyka“ pro publikaci v roce 2012). Rozpracuje jednu z částí, která zde již byla naznačena: soustředí se na veri kaci významu českého výrazu domov především prostřednictvím jeho derivátů. Po krátkém exkursu ukazujícím významy konkréta
dům, adverbií doma, domů a abstrakta domov (které pokládáme za české kulturně klíčové slovo) bude věnována pozornost zejména sémantice adjektiv domácí,
domácký a domovský a substantiva bezdomovec. Význam bude interpretován na
základě reprezentativních českých slovníků, internetových dokladů a materiálu
z Českého národního korpusu. Pokusíme se nalézt i další texty potvrzující příslušné konotace (zejména z oblasti umělecké a publicistické). Součástí výzkumného
materiálu budou i výsledky ankety provedené mezi českými studenty.
74
Nataliya Zanegina (Praha)
Реализация концепта РАБОТА в соматизмах русского
и чешского языка (на примере соматизма «рука»)
Среди наиболее продуктивных теорий понимания концепта исследователи в последнее время называют такие, в которых концепт понимается как
лингвокогнитивное явление, психолингвистическое явление, лингвокультурное явление, культурное явление, лингвистическое явление. В лингвистике уже создано и апробировано множество способов исследования
и описания концептов: с помощью языковых универсалий (А. Вежбицка),
описание смысловой парадигмы концепта в рамках словарной статьи идеографического словаря (Н.Ю. Шведова) или словаря культурных концептов
(Ю.С. Степанов), описание через выявление профилей концепта (Е. Бартминский), описание лексико-семантических вариантов представляющего
концепт слова.
Еще один возможный подход – описание одного концепта через другой.
Известно, что многие концепты тесно связаны друг с другом. Так, в русской языковой картине мира противопоставлены, но отчасти пересекаются
концепты «свобода» и «воля», концепты «ум» и «память» обладают общими материализующими их единицами, а концепт «семья» сопровождается
концептами «брак», «дом», «любовь» и некоторыми другими.
Таким образом, в структуре некоторых концептов можно обнаружить
элементы других, связанных с основным концептом либо самим фрагментом реальности, либо метафорически (см. теорию метафоры Лакоффа
и Джонсона). Рассмотрим ниже, как концепт «работа» в русской языковой картине мира оказывается представлен с помощью концепта-соматизма «рука».
Как доказала Н.В.Мыльникова, содержание концепта «рука» организовано вокруг двух аспектов – телесного (денотат концепта – рука как часть
человеческого тела) и функционально-деятельностного. С их помощью
концепт интерпретирует различные сферы жизнедеятельности человека:
«аккумулирует информацию о разнообразных телесных характеристиках
рук, их ориентационной и орудийной функциях, а также о человеке во многих значимых аспектах его жизни и деятельности (предметной деятельности, труда, межличностных отношений, психической жизни)».
Эти аспекты помогает точнее установить теория профилей
Е.Бартминского. Один из профилей концепта «семья» оказывается
непосредственно связан с концептом «работа». Обратимся к конкретным
примерам.
Даже если ограничить имеющийся языковой материал только паремиями русского языка, то уже на основе этих данных будет видно, что в русской
75
языковой картине мира хорошо работающий человек – это человек, у которого золотые (талантливые) руки, он мастер на все руки (справляется
с любым делом), у него в руках все спорится, все горит, все кипит (работа быстро делается), он работает только засучив рукава (добросовестно),
не покладая рук (постоянно, много). Даже если при этом его глаза боятся (объема работы), руки (все равно) делают. Лентяй же – это белоручка
(человек с белыми, незагорелыми, ненатруженными руками), тот, кто ради
дела рука об руку не ударит (ничего не сделает), у кого руки не оттуда растут (ничего не получается сделать). Хотя с концептом «работа» отчасти
связаны голова, которая может быть способна к умственной работе (голова хорошо варит), нога (ноги носят, а руки кормят) и некоторые другие
соматизмы, концепт «рука» представлен в этой связи наиболее активно.
Далее в докладе будут выделены субпрофили профиля «работа» у русского концепта «рука» и сопоставлены с аналогичным профилем чешского
концепта «рука».
76
N O TAT K I

tezy referatów - Instytut Slawistyki PAN

Transkrypt

Podobne dokumenty

Sonda przeprowadzona z Państwem Martą i Markiem Aniołami 1

Директор Фестиваля «Спутник над Польшей

scenariusz lekcji języka rosyjskiego przeprowadzonej w klasie i

Czy wolność słowa ma swoje granice?

Rozwój duchowy : Wolnośc jest w tobie

1. Romantyzm a rewolucja a. Romantyzm

Spotkanie z Panią Małgorzatą Tarasiewicz